Новая Переменная - Канира

игрался, печать, что служила мне верной службой, дала сбой, что неудивительно, а Шарингану они не подставлялись. Надо бы потом модифицировать печать на языке — всего-то использовал два-три дня подряд, и уже сдаёт. Мне же нужна была вечная печать звукового гендзюцу. Шаринганом уже никого не удивить, а то, что люди попадают в иллюзию, просто услышав мой голос, никто ещё не понимал, и, надеюсь, никогда не поймут. Только старик знал о моей печати, что я придумал на основе наших с матерью изысканий в области гендзюцу.

Но это всё было не важно. Мои мысли затопили думы о другом, о чём я не хотел думать. Надежда — самая страшная вещь, и мне не хотелось её обрести. У меня была цель, и я её придерживался, но если появится такая возможность…

Если меня переместило в другой мир по каким-то неведомым причинам и способом, можно ли придумать способ вернуться в мой первый мир? В тот, где остались дети и незавершённая работа последних двадцати лет жизни. Можно ли вернуться и кем я там стану с таким видом? Конечно, там я умер и понимал это отчётливо, но увидеть хотя бы глазком, что стало с детьми, мне хотелось. Это было иррационально и глупо, но моё сердце нуждалось в ответах. Смогли ли мои коллеги доделать мою работу и очистили ли они от радиации те земли? И живут ли мои дети в хорошем мире?

Вопросы, вопросы — трудные, но которые из головы никогда не уйдут.

И второй вопрос назрел в моей душе: кто этот парень, что смог вырубить меня просто пальцем и отправить сюда? И зачем ему это?

Так, не замечая ничего, блуждая в своих мыслях, я не заметил, как оказался в маленькой комнате, куда дул мягкий тёплый ветер, не один. После того как тактично покашляли, я обратил внимание на гостя. Гостя, о котором думал. Шаринган!

Раздумья заняли мгновение, а руки начали складывать печати, как я тут же был парализован неведомым способом. Капюшон, который был накинут, скрывал большую часть лица шиноби, но улыбку, что мне показалась из-под него, я увидел.

— Как всегда, всё такой же быстрый и решительный. Ни секунды не задумался о других людях, что сидят здесь, и о том, что они пострадают. Ожидаемо. — Я не мог говорить, даже глаза не двигались, и мне приходилось лишь слушать. — Знаешь, Оками Узумаки, я очень много думал, очень и очень много думал, зачем я это делаю, прыгаю туда-сюда, смотрю и анализирую вас. Убиваю и рушу, чтобы найти ответы. И знаешь, пришёл к неожиданному выводу. Это меня ошеломило и встревожило, но, будучи честным с собой, я принял его, ведь, как и тебе, мне плевать на всех этих людей поблизости, да и во всём городе. И во всех этих мирах. Ничего, ведь они — простые люди, которые умрут завтра или в ближайший месяц, почему бы не от моей руки, не так ли? Сравнять город с землёй займёт у нас сколько?

Он поднял руку и посмотрел, будто бы на часы, которых не было. Какого?!

— А, точно, их же нет, ну, на вскидку могу сказать, что примерно минут три-четыре. Представь, диаметр окружности около трёх километров — мы с тобой сделаем из города оплавленный котлован. И всё из-за чего? Из-за того, что тебе нужны ответы, и мне они тоже нужны, ты понимаешь? Но!..

Он встал со стула, подошёл к окну, и его голос словно стал старше и грустнее, чем до этого.

— Но мама учила меня, что моя сила дана мне не ради того, чтобы я убивал или калечил людей или других шиноби. Моя великая, как она говорила, сила дана мне ради защиты. Защиты семьи, клана и деревни. Планеты, в конце концов. Но мамы нет, понимаешь, её нет. И в моей голове уже лет десять роились мысли: а что, если он был бы? Что, если он показал бы, как защищать, что мне делать и как поступить? Он пропал, когда должен был быть нужен нам в самый трудный момент. Мама не справилась, никто не смог справиться. Лишь один он смог, но его не стало. Я ведь защитник, Оками, защитник обделённых, слабых и всех, кто не сможет защитить себя сам. Так меня нарекли. Но что, если…

Он повернулся ко мне, а мои попытки выпутаться из неизвестной техники, которая парализовала меня, не увенчались успехом, даже чакра будто застыла. Сперва мама, потом он — что несёт этот безумец?

— Что, если появится тот, кто станет врагом для всех? Твои записи дают понять, что у тебя были такие же мысли. — Откуда он?!.. — Общий враг, от которого нужно защищаться, ведь либо так, либо я не понимаю, что делать, не понимаю, как их объединить перед такой угрозой… Они не хотят единства, они не могут быть едины, они словно стаи разных животных, которые не могут ужиться вместе, я не понимаю, что мне делать. Они словно не видят того, что вижу я, они слепы. Они…

Его голос звучал плаксиво. Что это с ним? Он упал на колени, и его капюшон упал, показывая мне его лицо.

— Что мне делать, отец?!

Моя протянутая рука к лицу мальчишки, что был похож одновременно на меня и Мито, начала исчезать. Золотые частицы были словно насмешка. Его красные волосы струились до плеч. Глаза, в которых горели фиолетовые круги, смотрели на меня с надеждой, которую забрал свет перемещения.

Время вышло, и мой крик не успел раздаться, как я очутился в какой-то знакомой местности. Была ночь вместо того дня, потрясение от увиденного ударило меня посильнее, чем любые раны. Мой крик уже раздался в пустыне, и я упал на колени.

— Нет!

Наш с Мито сын?

* * *

Глава 31

— Это что-то новое, не думал, что у тебя получится создать такую сложную фуин-печать, совмещённую с другим далёким направлением от нашего искусства. Всё же это довольно высокий уровень, внук, и я рад, что ты развиваешься…

— Ну что сказать, старик, твои рассказы про мастеров гендзюцу заинтересовали меня, вот и появилась эта печать. Ушло, конечно, на неё времени довольно прилично, но оно того стоило.

— Понятно-понятно, но ты уверен, что хочешь это сделать сейчас? Всё же новая печать, и такая сложная — тянет на мастера, кстати.