Приятный кошмар - Трейси Вульф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты в порядке, Кумкват? – спрашивает он, и тон его свиреп, а глаза пылают яростью.
Сказать, что я в порядке, было бы натяжкой. Я киваю и хочу сказать ему, чтобы он посмотрел, как там Эмбер, но он уже поворачивается, чтобы противостоять чудовищам. И впервые я понимаю, что смотрю не просто на Джуда. Сейчас я однозначно смотрю на Принца Кошмаров.
Глава 92
Если вы можете увидеть это во сне, то вы можете это и убить
Первым делом он издает рев, привлекающий внимание всех в этом зале, как людей, так и чудовищ. Затем встает прямо передо мной – так он заслоняет меня от новых атак.
Джуд стоит в расслабленной позе, расставив ноги и слегка отставив руки от тела. Татуировки на его груди и руках начинают светиться и изгибаться волнами, извиваться и распространяться по всей его коже, пока весь его торс не начинает сиять, излучая магическую силу и мощь тысяч и тысяч кошмаров. По щелчку его пальцев к нему из ниоткуда прилетает порыв ветра, приводит воздух вокруг него в неистовое бурление, и температура во всем зале мгновенно падает градусов на двадцать. И тут Джуд делает так, что кошмары слетают с его кожи и, крутясь, разлетаются в стороны.
Он бы ни за что этого не сделал до того, что произошло в погребе, никогда не решился бы понадеяться на себя настолько, чтобы использовать кошмары как оружие, коим они и являются. Но что-то случилось, когда он осознал, что сделали Жаны-Болваны, что-то внутри него переключилось, и я знаю – эта демонстрация силы есть прямой результат этого.
Должно быть, чудовища видят это тоже, потому что они пятятся и недовольно ревут. Но теперь для них уже поздно. Джуд взял их на прицел, и очевидно, что он полон решимости разобраться с этим раз и навсегда.
Словно дирижер, дирижирующий какой-то мрачной симфонией, он совершает сложные движения руками, сплетая в воздухе вокруг нас защитные чары из нитей кошмаров.
Я ожидаю, что они немедля вылетят из зала, даже напрягаюсь, приготовившись к тому, что может произойти. Но вместо этого они образуют своего рода перистый барьер, кружащий вокруг нас двоих, набирая с каждым витком скорость и мощь, пока они не начинают светиться так ярко, что освещают весь зал.
И тут Джуд наносит удар.
Он машет рукой, крутит ей – и кошмары разлетаются в сотне разных направлений. Они заполняют весь зал, окружают каждое чудовище – и обвивают чудовищ, подобно кандалам.
Чудовища корчатся, извиваются, царапают пол когтями и скрежещут зубами, отчаянно пытаясь освободиться от своих астральных оков. Но кошмары сковывают их крепко. Затем Джуд описывает рукой в воздухе круг и рывком отводит ее назад. И не проходит и нескольких секунд, как кошмары начинают медленно, неуклонно подтягивать чудовищ все ближе и ближе к Джуду.
Гобелен лежит в углу зала. Реми подбегает к нему и бегом приносит его Джуду. Саймон и Моцарт, выглядящие весьма и весьма потрепанными, берут его у него и расстилают на полу у его ног.
И, хотя каждая мышца в моем теле болит, и мне отчаянно хочется остаться лежать на месте, я заставляю себя встать и подойти к Джуду. К моей паре.
Он даже не смотрит на меня – концентрация его внимания слишком велика, чтобы сделать это, – и продолжает подтягивать рычащих свирепых разъяренных чудовищ прямо к себе.
Но он все же ухитряется во второй раз спросить, в порядке ли я.
Как я уже говорила прежде, «в порядке» – это относительное понятие, тем более что я уверена в том, что несколько моих ребер сломано. Так что я отвечаю тем единственным словом, которое соответствует истине.
– Со мной все полный улет, – говорю я ему и вижу, как его глаза темнеют от беспокойства.
– Как я могу тебе помочь? – спрашивает он.
– Загони этих чудовищ в гобелен, чтобы мы могли покончить с этим. Ты знаешь, как надо это делать?
– Понятия не имею, – мрачно отвечает он.
Этого я и боялась. Мы не можем рисковать, не можем допустить, чтобы оставалась возможность, что хотя бы одно чудовище нападет на нас снова или сбежит, поэтому я делаю то единственное, что приходит мне на ум.
Я подхожу к ближайшему чудовищу, не обращая внимания на возражения Джуда. Это тварь, похожая на кальмара, от которой отбивались Иззи и я. Затем я погружаюсь в свое сознание и нахожу витражное окно, которое оно сотворило для нее.
Я открываю створку из зеленого стекла, но у этой твари нет будущего. Никакого.
Тогда я перехожу ко второй створке – сделанной из красного стекла и скрывающей прошлое. Возможно, если я смогу увидеть, как это чудовище было создано, то сумею понять, как перенести его в гобелен.
Я напрягаюсь, готовясь увидеть нашу схватку с его точки зрения. И прокручиваю все назад, прокручиваю его нападение на Иззи и меня в его камере. Затем прокручиваю дальше, видя день за днем, когда оно было полно жажды крови и больше в нем ничего не было. Кручу дальше, пока наконец не вижу свою мать.
Я замедляю прокручивание, как при воспроизведении видеозаписи, пытаясь найти тот момент, когда это чудовище появилось.
И на секунду останавливаюсь, пытаясь осмыслить, что – и кого – я только что видела на экране. Мою мать, да. Кальмарообразное чудовище, да. Но также человека, который – я в этом уверена – является не кем иным, как отцом Жан-Люка. Он однозначно темный эльф, однозначно принадлежит к мафии и у него такие же оранжевые глаза, как у Жан-Люка.
Но какого черта он делает в Школе Колдер? И на кой черт ему могли понадобиться эти чудовища? Это совершенно непонятно.
Я машу рукой, и воспроизведение видео прошлого начинается снова. Я смотрю, как он и моя мать открывают кейс, полный денег, смотрю, как за пару секунд до этого отец Жан-Люка отдает его ей и как несколько секунд спустя они пожимают друг другу руки.
Внезапно все фрагменты, которые я видела раньше, начинают обретать смысл.
Вот только… инстинкт заставляет меня прокрутить видео прошлого немного вперед, чтобы посмотреть, что произошло сразу после этого рукопожатия. И я вижу, как Камилла вдруг замечает Каролину, прятавшуюся в темном углу, пока они заключали эту сомнительную сделку.
Я вижу, что женщина, которую я считала своей матерью и бровью не ведет, как
