Глас ночного моря - Рейвен Вайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна не способна от него родить.
Вторая вообще не человек.
И он понятия не имел, кого из них любил больше.
Но вот однажды Милюзина приплыла к маяку не с пустыми руками.
«Передай это нашей дочери, Верей».
– Что это? Ракушка? – он с удивлением рассматривал протянутый предмет, не сразу решившись взять его.
На синеватой ладони с перепончатыми пальцами лежала раковина моллюска причудливой, даже дивной формы. С несколькими завитками и шипиками, очень любопытного окраса. Он уже представил, как такое сокровище могло смотреться на их камине или какой-нибудь из многочисленных книжных полок. Елла была бы в восторге. Да и Яра бы оценила, будь она постарше. Верей аккуратно дотронулся до одного из шипов и тут же отдернул руку – раковина шевельнулась.
«Угощение».
– Чего? – он повысил голос и кинул на Милюзину недоуменный взгляд. – В смысле?
«Я сама выбирала. Он очень питательный для рыбенка».
– Э-эм… – Верей не находил нужных слов и с ужасом поглядывал на копошащегося в руках Милюзины моллюска.
«В чем дело?»
– Как бы тебе сказать… – он мямлил, понимая, что изначально оступился так, что должен был бы сломать ногу. – Мы… То есть все люди такое не едят.
«Это не для вас. Это для нашего рыбенка».
– Рыб… Ты хочешь сказать «ребенка», да? Она тоже такое не ест. Она больше по смесям и вареным овощам, знаешь…
«Почему наша дочь ест вашу еду?»
Верей впервые увидел изменения на лице Милюзины, которые напугали его до дрожи. Холодок прошелся по его спине, когда чешуйчатое подобие бровей напряглось и словно бы нахмурилось, а над нижней губой показались острые многорядные клыки, как у белой акулы.
«Она мелюзина», – с шипящим и каким-то диким отзвуком раздался ее голос в голове Верея, и он захлопнул ладонями уши на инстинкте.
– Но она-то этого не знает…
«Ты…»
– И не узнает, – успел Верей вымолвить до того, как раздался шлепок о воду (то выпал моллюск), а его глотку сдавила холодная мокрая перепончатая рука. Сильная до невозможности и словно бы стальная по своей неуступчивости.
Глубокие черные глаза смотрели на него с яростью. Клыки выступили вперед сильнее, и Верей подумал, что Милюзина способна откусить ему голову в самом прямом смысле.
«Как мог ты позволить ей не знать себя? Ты лжец!»
– Мил… Прошу тебя, – хрипел он, ухватившись за ее руку, впрочем, без шансов выиграть в силе.
«Ты врал мне и врешь ей».
– Я-я не врал. Клянусь, я не делал ничего!
«Ты нарушил свое обещание».
– Да послушай же! – он вертелся в ее хватке, как сельдь на крючке. – Она мала… Слишком. Она пока ничего не понимает. Не знает слов!
«Не знает? Слов?» – Милюзина выглядела озадаченной, но хватка ее не ослабла.
– Не умеет говорить, – выкашлял он и широко распахнул глаза от неожиданного осознания.
Его Милюзина не умела отсчитывать время на людской манер. У нее никогда не было детей до появления Яры, с которой она больше никогда не встречалась после дня ее рождения. Милюзина просто не представляла, какого возраста была ее дочь и ошибочно полагала, что та уже выросла. Ведь Верей старел, и она явно замечала все его внешние изменения.
– Да-да, Мил… Она совсем крошка еще, – он вытянул руки перед ее лицом не без опаски и показал некоторое расстояние между ладонями. – Вот такая еще. Ей рано.
«Рано еще…» – повторила она и медленно отпустила его. Раздумья одолевали ее, словно бы не до конца верила Верею. Он зашелся кашлем и размял кожу на горле под ее тяжелым взглядом, предчувствуя, что конфликт еще не разрешен.
«Почему она не узнает?»
Вот. В этом он точно прокололся. И после столь бурной реакции… Даже не знал, стоило ли ему откусить себе язык, чтобы не обсуждать эту тему дальше. Или лучше сразу утопиться.
– Мил, прошу тебя, пойми, – но вместо попыток уйти от наказания он встал на колени и с умолением в глазах посмотрел снизу вверх на Милюзину.
Казалось, она уже догадалась обо всем. Он сглотнул и продолжил.
– Я желаю нашей дочери только счастья. Она растет здоровой и чудесной девочкой. Я хочу, чтобы ей была открыта вся жизнь.
«Она морская дочь», – надавила Милюзина, и он стушевался, согнулся, вжал голову в плечи от смешения стыда и ужаса.
– Но она и моя дочь тоже, – но он не остановился; казалось, впервые в жизни он вел себя так отчаянно и даже чуточку храбро. – Только представь, какая жизнь ее может ждать среди людей. Она станет кем угодно в нашем мире, она…
«Станет не моей дочерью!» – Милюзина, казалось, даже увеличилась в размерах, вырыкивая это.
– Она узнает. В свое время, обещаю, она все узнает. Ты скажешь ей это лично, Мил.
Его губы немели от бормотания и дрожи, все тело колотило, словно в судорогах, а мышцы каменели, не позволяя ему двигаться. Он чувствовал, что находился на глубине один на один с опасным сильным хищником, который перекусит его пополам, пока Верей успеет разве что взбрыкнуть ногой. Первобытный страх сковывал его и лишний раз напоминал о природе своей любовницы. Холодной, глубинной, морской. Драконьей.
Сердце прошила тревога, и перед глазами его вспыхнула четкая картина: как Елла в гостиной сидела в кресле-качалке с Ярой на руках. Теплый свет камина заливал всю комнату и игрался с тенями на их фигурах под разливающуюся нежную материнскую колыбельную. Он видел улыбку на лице своей жены, огоньки счастья в ее глазах. Почти чувствовал, как хваталась маленькими ручонками Яра за ее ниспадающие мягкие локоны. И в воздухе стоял аромат домашних пряников, коими Елла повадилась баловать Верея в последнее время.
– Прошу, позволь ей думать, что они мать и дочь. Умоляю тебя, Мил… Так будет лучше. Сейчас так будет лучше всего.
Как же ему хотелось домой.
«Ты… Предаешь меня», – глубокий голос словно дрогнул, и Верей посмел поднять голову.
Сквозь ярость он увидел болезненную грусть и тоску, охватившую его Милюзину. Он точно знал это, ведь многие годы он видел эти чувства в Елле. И он инстинктивно поднялся и кинулся к Милюзине, чтобы обнять. Она уперлась в его
