Блог «Серп и молот» 2024 - Петр Григорьевич Балаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушки на тачке, которую им дала мать, привезли насос и бухту шланга, пока откачивалась вода из погреба, заново насадил топор на топорище, полуржавой ножовкой напилил горбыля и наколол его на тонкие поленья, чтобы примерно на неделю на растопку хватило, сложил наколотое на веранде сохнуть. Отодрал несколько штакетников от забора с задней стороны двора, порубил их, показал девчонкам, как закладывать дрова в печь, как засыпать уголь, газетами прожег дымоход и объяснил, как щепками растопить печку. Сам сходил домой, у нас от летней побелки оставалось полведра гашенной извести, принес ее и кисти, втроем побелили прилично закопченные стены. Заодно и битумом вонять перестало. До вечера управились, с 17.00 до 22.00 в пятницу и субботу совхозная баня работала. После бани был приглашен на праздничный ужин по поводу запуска в эксплуатацию печного отопления.
— Девчонки, коньяк будете пить?
— Приносите.
Печь топилась, горела и гудела, плита раскалилось до красна, в квартире становилось сухо и тепло, жизнь у девушек налаживалась. Пока. Обе оказались городскими, одна из Владивостока, вторая из Спасска-Дальнего, выросли в коммунальных квартирах. Я смеялся над ними:
— Девчонки, надо было на танцах цеплять курсантов УВВАКУ (Уссурийское высшее военное автомобильное командное училище) и выскакивать замуж за будущих офицеров…
Я потом не интересовался, остались ли эти двое работать в Ленинской школе, когда в 1991 году согласно вышедшим «Основам законодательства СССР» от 15.01.1991 № 1905-1 было отменено обязательное распределение выпускников ВУЗов. Несколько раз вечерами к ним заходил в гости, пока на практике был, но знакомство углублять у меня не было желания. Не то, чтобы они несимпатичными были, вполне так ничего девчонки, но у меня были другие планы и с другой. Уверен, что в следующем учебном году их в моей родной школе уже не было…
* * *
Кроме того, эти две мои знакомые скоро стали меня раздражать. Разница между ними и теми девчонками, с которыми я учился в мединституте и потом на ветфаке, была огромная. Галя Аксенова, Лена Толоконникова, Оля Нестеренко, мои однокурсницы на ветфаке, например, были увлечены выбранной профессией, она их интересовала, поэтому с ними было о чем поговорить, не просто потрепаться, а поговорить. А у этих двоих одна тема для разговора — как плохо в деревне и как бы из нее удрать в какой-нибудь, пусть даже в такой, как Спасск-Дальний, город. И, каждый раз, когда я к ним заходил в гости, начиналось пиление пластинки о том, что они не понимают, как я мог бросить медицинский и выбрать сельскую профессию. Совсем они меня отказывались понимать, когда я сказал, что ветеринаром можно и в городе неплохо устроиться, но меня именно работа в сельском хозяйстве привлекает. Скандалов мне на работе хватало, чтобы еще и этим двум курицам объяснять, что будь они настоящими педагогами, любящими выбранную специальность, то в первую очередь для них были бы важны дети, их ученики, а не условия сельской жизни.
С ними и так всё было ясно. Девчонки закончили школу не так, чтобы очень успешно, с их аттестатами и знаниями поступать в престижный ВУЗ было очень рискованно, но без троек. В пединституты конкурс был невысокий, подали туда документы. Профессия школьного учителя давала какой-никакой социальный статус интеллигентного человека. Работа пусть и не очень высокооплачиваемая (но не ниже, чем работа врача в поликлиннике, например), но зато чистая, в теплых школьных кабинетах, гарантированные выходные, хороший отпуск и всегда летом. И только товарищей школьных педагогов прошу не рассказывать мне, какая у них тяжелая профессия. Про то, как измученная, уставшая учительница ночью, при свете лампы, проверяет после школы дома тетрадки учеников — это для кино сюжет, а не про реальную жизнь. Не надо мне рассказывать, что годами долбить ученикам школьный курс программы по паре предметов — это так сложно и тяжело. Хотя, тут я не прав — тяжело, нудная монотонная работа, пусть даже она, если так можно выразиться, интеллигентно-интеллектуальная — тяжело. Почти все учителя, которые меня учили в школе, после нескольких лет учительского стажа становились ярко выраженными психопатками. Чем больше стаж работы в школе, тем больше среди них было психопаток. За редкими исключениями, исключая тех, кого интересовала профессия. А интересовала она только тех из них, кто чувствовал свою ответственность за учеников. Тех, кто сам на себя эту ответственность добровольно возложил, потому что в профессии школьного учителя была и сейчас остается одна привлекательная для людей посредственного ума и способностей сторона — почти полное отсутствие ответственности за результаты своего труда. Справедливости ради, это относится не только к профессии школьного педагога. В любой сфере деятельности посади специалиста на оклад, не зависящий от результатов труда, и вы там неизбежно получите наплыв серой посредственности. Более того, эта серость еще и карьеры более успешные будет делать, потому что у них никогда не будет успехов, которые сопровождают деятельность увлеченных своей работой людей, но и провалов, без которых успехов не бывает, тоже не будет. У них всегда всё ровно…
* * *
Мало какой малыш не мечтает о школе. Особенно, если есть старшие братья, которые уже такие взрослые — ходят с портфелями, важные, задаются перед младшими. Родного старшего брата у меня не было, я в семье сам самый старший, но были двоюродные — Вовка Гаврик и Юрка Балаев, мы все вместе, особенно летом, днями пропадали у дедушки с бабушкой Балаевых. Вовка на два года меня старше, а Юрка аж на целых четыре. Я и завидовал им, школьникам.
До школы еще был детский сад. Зимой меня и брата туда не водили, матери с отцом очень рано на работу нужно было, да и по морозу таскать детей на другой конец села. Зимой мы с братом одни дома оставались, пока родители на работе, главное — чтобы спички не трогали. Их от нас не прятали, родители как-то понимали, что прятать — бесполезно, постарались доходчиво объяснять, почему их брать нельзя.
А с весны — в детский сад. Кстати, уже не только потому, что присмотр за ребенком нужен был, а для адаптации, мы потом
