Сладкое Рождество - Кэрри Лейтон

Три года назад мы дали друг другу обещание: никаких секретов между нами.

Пять месяцев назад я это обещание нарушила.

Я сижу в зале ожидания, нервно тереблю кончики волос. Здесь все стерильно – только металлические стулья и серые унылые стены. Сотрудница, встретившая меня на ресепшене, подходит ближе, возвращает документы и говорит, что подошла моя очередь.

Я протягиваю ей телефон. Она аккуратно кладет его в прозрачный пластиковый пакет. Прежде чем отвести меня по коридору, она дружески улыбается мне. Она знает: меня сюда привела отнюдь не радостная причина. И переступая порог подготовленной для меня комнаты, я ловлю себя на мысли о Томасе. «Он никогда об этом не узнает», – в который раз обещаю я себе.

Томас быстро начал что-то подозревать: на каждый его вопрос: «Что-то не так? Хочешь о чем-то поговорить?» – я отвечала уклончиво. Гора работы и бесконечные командировки не помогали, только усиливали ревность Томаса сразу, как только мы оказывались порознь. Томас даже убедил себя, что я ему изменила – что это и есть причина моих тревог и молчания. И никакие мои попытки убедить его, что это не так, не помогали – Томас может быть очень упрям.

Может, мне было бы проще рассказать правду, признаться в том, что я сделала на самом деле. Но я знаю, что это только ухудшило бы ситуацию. И, когда десять дней назад мне предложили срочную командировку на неделю в Сакраменто, я хотела отказаться, учитывая напряженную обстановку дома. Тем более перед поездкой в Корваллис.

Так что я никак не ожидала, что Томас попросит меня поехать, чтобы побыть одному и подумать о наших отношениях. Хоть сердце разрывалось от боли, чувство вины заставило меня сделать так, как он хотел. Всю неделю от него не было ни слуху ни духу, он не отвечал на мои звонки и сообщения.

Я сходила с ума. Он напридумывал себе всякого, и я боялась, что разлука скажется на нем отрицательно. Я испугалась, что он начнет искать утешения с другими женщинами или, чего доброго, в алкоголе. Но вчера, когда эта кошмарная командировка – худшая в моей жизни! – подошла к концу, экран телефона вдруг загорелся, и на нем высветилось его имя. Сообщение.

Я уставилась на дисплей. Сердце колотилось от страха при мысли о том, что там могло быть написано.

«Меня бесит, что у тебя есть от меня секреты, – написал он. – Я попросил тебя уехать, потому что меня это обидело и разозлило. Хотел наказать тебя, но в итоге наказал только себя. Твое отсутствие меня убивает, черт возьми».

Затем еще одно сообщение.

«Знаю, что я полный придурок, раз решил, что ты мне изменила. Но я не могу представить, почему еще ты могла так отдалиться от меня. Только то, что ты нашла кого-то лучше и не знаешь, как мне сказать».

Я читала эту последнюю фразу со слезами на глазах: для меня нет мужчины лучше него в этом мире.

«Но я люблю тебя и доверяю тебе, – написал он потом, ошеломив меня. – И готов притвориться, что ничего не происходит, если так будет лучше для тебя. Но я хочу, чтобы ты вернулась домой. В нашу постель. И в мои чертовы объятия».

И последнее сообщение: «Я еду за тобой».

После пяти месяцев, когда я едва могла дышать, я снова вдохнула полной грудью.

Так вчера вечером, когда он приехал за мной в Сакраменто, мы снова обрели гармонию без лишних слов. Мы занимались любовью прямо в машине, припарковавшись на обочине, а потом еще раз дома.

Не могу отрицать, что чувство вины все еще терзает меня в глубине души, но я знаю, что скрываю правду ради его же блага.

Погрузившись в свои мысли, я вздрагиваю, заметив, что Томас вернулся. Он садится рядом со мной на диван, и я вдруг понимаю, что Тиффани, Алекс и Лейла уже давно болтают о чем-то совсем другом. Они спорят, какой рождественский фильм посмотреть.

– «Один дома» – это классика! – восклицает Алекс.

– Ни за что не стану смотреть его раньше «Интуиции», – возражает Тиффани.

– Это почему?

– Если сам не знаешь, займись своим образованием, – отрезает Тифф, вызвав у меня легкий смешок.

Годы идут, а их перепалки все те же. Пока они продолжают перебранку, а Лейла с кем-то увлеченно переписывается, я поворачиваюсь к Томасу. Он обнимает меня за плечи, накручивая пряди моего хвоста на пальцы.

– Все в порядке? – шепчу я, глядя на него.

Томас кивает, но я замечаю грусть в его глазах. Я сжимаю его руку, переплетая наши пальцы.

– Моя мама очень старается, заметил? Даже купила тебе рождественский носок, – усмехаюсь я. – Надо было сфотографировать, как ты его вешал, а снимок поместить на билборд перед домом.

Он кладет руку мне на шею и нежно притягивает меня к своему лицу.

– Нравится надо мной издеваться, да?

– Безумно, – улыбаюсь я.

Томас отвечает тем же – наши губы соприкасаются.

Рядом вибрирует телефон, и это заставляет Томаса отвести взгляд от моего лица. Его сестра, вся в себе, продолжает печатать сообщение, не замечая ничего вокруг.

– Может, скажешь, с кем ты переписываешься? – с раздражением спрашивает Томас.

– Ни с кем, – смущенно отвечает Лейла, тут же блокируя экран, и засовывает телефон в карман. – Мне надо в туалет.

Она улыбается нам, но Томас одаривает ее сердитым взглядом, а потом вопросительно смотрит на меня. Но я лишь пожимаю плечами. Он ошибается, если думает, что я знаю больше о личной жизни его сестры, чем он.

Внезапно смех Кристофера и мамы привлекает мое внимание. Я вытягиваюсь на диване – посмотреть, что происходит на кухне. Лорен откупоривает бутылку красного вина и наливает его в три бокала. Они чокаются, делают глоток, и Кристофер говорит что-то, от чего мама и Лорен заливаются смехом. Мама кладет руку на плечо Кристофера и прижимается к нему лбом, а он обнимает ее за талию с такой естественностью, что я теряюсь.

– Тебе не кажется это странным? – спрашиваю я Томаса, нахмурившись, пока Алекс и Тиффани продолжают спорить, какой фильм посмотреть.

– Что именно? – отвечает он, переводя взгляд на наших родителей.

– Отношения между Кристофером и моей мамой, – поясняю я. – Не то чтобы я против, но я не понимаю, как они перешли от односложного «да» и «нет» к смеху и шуткам.

– Может, после двадцати с лишним лет они решили оставить прошлое позади.

– И тебе это не кажется странным? – повторяю я.

– А должно?

– Речь идет о моей маме. – Во мне говорит сомнение.

Томас внимательно смотрит на