Рокировка. Новый СССР - Константин Геннадьевич Борисов-Назимов

которые тянутся к Бургиновой. Мои искры из источника чуть ли не сами собой оказались в янтарной жидкости, нейтрализуя чужую магию, которая вряд ли принесёт мне пользу. Выпил и отставил бокал, с беспокойством посмотрев на Лену. Та сильно опьянела от фужера шампанского. И как недосмотрел⁈ Получается и её задумали опоить? Чьи это проделки? Ответ передо мной в виде улыбающихся сестры с братом. На их лицах торжествующие улыбки. Жанна прильнула к Александру Николаевичу и прошептала:

— Уведи меня отсюда, я так устала.

— Мы уходим, и, попрошу, не ищите больше с нами встреч, — встал я и мрачно посмотрел на Ольгу и Вадима. — В какой-то момент посчитал, что можем оказаться друг другу полезными и прошлые недоразумения забыть. Ошибся, нам не по пути.

Бургиновы такого точно не ожидали, оторопело друг на друга посмотрели. Рука Вадима дёрнулась к карману, в котором наверняка находится то, что они подмешали в напитки. Парень дёрнулся, собираясь встать, но Ольга его схватила за полу пиджака и дёрнула вниз, заставляя двоюродного братца плюхнуться обратно. Выяснять что у него на уме нет времени, Лене, как и Жанне, становится хуже. Ещё и Курзин почти ничего не соображает, впал в какой-то транс. Как мне с ними троими справиться?

— Идите, — кивнула головой дочь главы клана фармацевтов.

Настроение у Ольги испортилось настолько, что даже сидящий рядом с ней брат поёжился. Скорее всего, девушка не ожидала, каковы окажутся последствия зелья или порошка, подмешенного в алкоголь. Получается, опять Вадим отличился? Как-то мой счёт к парню с каждым днём становится всё больше. И если мои друзья, не говоря уже о Сироткиной, плохо перенесут отравление и выздоровление окажется болезненным, то лучше бы Бургинову исчезнуть. Случись же и вовсе что-то плохое, то Вадиму не жить, из-под земли его достану и ещё глубже зарою. Уж такие-то навыки имеются, недаром в стольких переделках бывал и так долго учился.

— Лена, ты самая трезвая, — шепнул на ушко девушке, — присмотри за Жанной.

— Постараюсь, — кивнула та, а потом не к месту добавила: — милый, ты так красив.

Я даже закашлялся, а Сироткина, как само-собой разумеющееся меня по волосам потрепала, при этом обнимая за талию журналистку. Курзин почти на ногах не стоит, но рассудок не потерял, чуть слышно сквозь зубы ругается. Да такими словами, которые не должен говорить ни тренер, ни даже грузчик в присутствии дам, как бы ему больно что-то ноги не отдавило.

— Ик, а поехали кататься! — воскликнула Жанна.

— Обязательно, сейчас выходим, ловим тачку и отправляемся, — спокойно ответил я, не обращая внимания на взгляды, которыми нас изучают.

Собравшиеся дамы и господа кривят губы и на их лицах брезгливость и презрение. Хм, знали бы они из-за кого у моих друзей такое состояние! Плевать, что и кто подумает. Тренера придерживаю под локоть, наблюдая за тем, как штормит Лену и Жанну. Кстати, нас с Александром Николаевичем тоже немного заносит. Как мы миновали зал ресторана и умудрились не свернуть ни один из столиков? Повезло, не иначе. Правда, на середине пути две официантки вызвались подругам помочь и подстраховать. А ко мне на помощь пришёл распорядитель.

— Такси за счёт заведения, — буркнул работник ресторана. — Да, вам просили передать извинения.

— Кто? — уточнил я, догадываясь, что это организовала Ольга.

— Госпожа Бургинова, она ужасно опечалена произошедшим, — ответил распорядитель зала. — Мне ей что-то ответить?

— Нет, — криво усмехнулся я.

Такси нас уже поджидало, водитель тяжело повздыхал, увидев в каком состоянии его клиенты, но возражать не стал, когда мы загрузились в машину.

— Куда едем? — спросил таксист.

— Шеф, отвези нас в парк аттракционов! — подала голос Жанна.

— Ты живёшь-то где? — обернулся я к журналистке. — Адрес скажи.

— Не, мне туда нельзя, заругают, — погрозила она мне пальчиком и икнула.

— Жан, а поедем ко мне? — неожиданно предложил ей Курзин.

Журналистка заглянула в лицо Александру Николаевичу, положила ладошку на его щеку и произнесла:

— Ты слишком для меня хорош. Не пожалеешь?

— Вариантов нет, — погладил тот её пальчики. — Шеф, — обратился к водителю, — Артиллерийский переулок, дом семь.

— Тренер, ты уверен? — уточнил я, впервые перейдя на ты.

— Горец, не переживай, детей не обижаю, — усмехнулся тот.

— Это кого ты ребёнком назвал⁈ — возмутилась Жанна.

— Прекрати, потом с ним отношения выяснишь, — пихнула журналистку в бок Сироткина.

Они втроём расположились на заднем сиденье, а я рядом с таксистом, который невозмутимо управляет машиной. Готов поспорить, что он и не такое повидал, пассажиры каждый день разные, со своими тараканами и проблемами. Мы ещё не такие буйные и салон тачки не испохабим, не потребуется химчистка.

— Нет ты мне ответь! — надула губки Жанна.

— Всё объясню и расскажу, — прикрыл глаза Курзин, а потом потёр висок.

— А почему нет песен⁈ Шеф, включи радио или кассету поставь! — обратилась журналистка к таксисту.

— Какой жанр? — уточнил тот.

— Весёлый, что-нибудь про любовь. Например, — Жанна чуть задумалась и попыталась напеть: — я только к тебе лечу, я только тебя люблю!

— Приехали, — усмехнулся таксист, останавливаясь. — Это первый подъезд, вам какой?

— Второй, третий этаж, — буркнул Курзин.

— На этаж не поеду, — усмехнулся таксист.

Когда мы из тачки выгрузились, то водила уточнил, все ли мы прибыли в конечную точку или поедем дальше. Разумеется, у тренера оставаться не планировал, да и Жанна стала настаивать, что кое-кто лишний и в её разборках принимать участие не должен. Александр Николаевич невозмутим, он заметно протрезвел и уже неплохо на ногах стоит.

— Поезжайте, — сказал Курзин, — о Жанне позабочусь, за неё не переживайте.

— Точно? — уточнил я.

— Сто процентов, а о случившемся завтра поговорим, приходи вечером во дворец, пора за тренировки браться и прикинуть, в какие турниры заявляться, — держа журналистку за талию, чтобы та не упала, ответил тренер.

— Хорошо, — кивнул я ему, а потом посмотрел на Лену: — В общагу?

— С ума сошёл⁈ А как же моя репутация? — девушка затрясла головой и пошатнулась, пришлось её поймать и к себе прижать. — Поехали к тебе, — уткнувшись мне в грудь, произнесла Сироткина.

В её голосе больше страха и робости, чем уверенности. И