Страшно сказать. Когда молчание ребенка говорит громче слов - Кэти Гласс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мама закончила читать, и она, и Оскар чуть повеселели, я предложила выйти куда-нибудь съесть ланч, как мы планировали. Мы все были тихими и слегка подавленными.
– Ты будешь есть такую еду, как здесь, когда будешь жить со своей тетей? – спросила мама Оскара, желая поддержать разговор.
– Я не знаю, – ответил Оскар.
– Для тебя будет хорошо жить с твоим братом, – сказала Паула оптимистично.
– Да, – без энтузиазма сказал Оскар.
– С тобой все будет в порядке, когда ты будешь там, – сказала я ему.
Мама ела очень мало, и я подумала, что, может быть, мне не стоило приводить Оскара попрощаться, а вместо этого ограничиться телефонным звонком.
Позже, когда пора было уходить, я тихо сказала маме, что мы не будем устраивать долгих проводов. Она подарила Оскару открытку и подарок, что было очень мило с ее стороны. Глаза Оскара заблестели от слез, когда она дала их ему.
– Спасибо, Нана. Я люблю тебя, – сказал он и крепко обвил ее руками.
Это был первый раз, когда он сказал ей, что любит ее, хотя он слышал, как мы говорили это – когда прощались лично или по телефону. Это было нашим привычным жестом выражения чувств, в отличие от его матери.
– Я тоже люблю тебя, дорогой. Ты хороший мальчик. Спасибо за то, что пришел в мою жизнь.
Паула выглядела так, будто вот-вот расплачется, и я тоже боролась со слезами.
– Мы пойдем, мама, – сказала я, мой голос прервался. – Мы позвоним тебе, когда будем дома.
– Да, милая. Берегите себя. Я люблю вас.
– Мы тоже любим тебя. Оставайся в доме, – сказала я ей. – Снаружи холодно. – Она любит махать нам вслед от дверей, но я видела, как всем становится грустно. – Я позвоню тебе, когда мы будем дома. – Попрощавшись в последний раз, мы вышли, и я закрыла за собой дверь, оставив маму в холле.
– Я не хочу уезжать, – сказал Оскар, когда мы сели в машину.
– Я знаю, милый.
Паула сидела с ним на заднем сиденье, пока мы ехали. Спустя минут десять я так разволновалась за маму, что попросила Паулу позвонить ей и убедиться, что с ней все в порядке. Первый раз звонок переключился на автоответчик, и мое волнение усилилось. Затем через несколько минут мы попытались снова, и мама ответила.
– Нана, это Паула. Мама за рулем. С тобой все хорошо? – Паула послушала и сказала: – Хорошо, я скажу ей. Поговорим позже. Люблю тебя. – Затем она сказала, обращаясь ко мне: – Нана говорит, что с ней все в порядке, но она собирается лечь пораньше, так что нам не нужно звонить ей, когда мы приедем домой.
Я вынуждена была принять это, хотя мне совершенно не стало легче. Она волнуется и беспокоится из-за детей, о которых мы заботимся, так же, как и мы. Я думаю, чем старше она становится, тем сложней ей становится справляться со страданием в мире и прощаниями. Ее слова о том, что она не увидит Оскара снова в своем возрасте, были неудобным напоминанием о том, что она не всегда будет с нами, о чем было очень больно думать. Я не могла вынести мысли о времени, когда у нас не будет мамы, и то же чувствовали мои дети. Она была здесь для нас со всей своей любовью и сочувствием, в хорошие времена и плохие.
Я уважала мамину просьбу не звонить ей, когда мы доберемся до дома, так что я позвонила ей первым делом с утра. Она всегда встает рано, даже в воскресенье. Она только что зашла в дом после того, как заполнила кормушку для птиц, и у нее был куда более веселый голос.
– Птицы такие голодные в это время года, – сказала она. – Прости за вчерашнее. С Оскаром все в порядке?
– Да. Спасибо за подарок. Он открыл его в машине. Он будет хранить его вечно. – Это была серебряная копилка в форме медведя. Мама знала, что Оскар любит своего плюшевого мишку – он показывал ей Луку. Она купила Адриану, Люси и Пауле серебряные копилки, когда они были маленькими, так что это говорило о степени ее привязанности к Оскару.
Эндрю написал мне по электронной почте, поделившись деталями плана отъезда Оскара. Его рейс был в два тридцать ночи в четверг. Эндрю заберет Оскара в десять тридцать. Он заплатил за дополнительный багаж, так что Оскар сможет взять с собой три сумки весом тридцать два килограмма каждая. Эндрю знал, как важно было, чтобы Оскар взял с собой всё. Это не только означало, что Дол не должна будет покупать для него все новое, – вещи были частью истории Оскара. Кажется, что три чемодана – это много, но, кроме одежды, у него были игрушки и рождественские подарки, которые мы купили для него. Я ответила Эндрю, что удостоверюсь, что сумки вписываются в лимит, и подготовлю Оскара к десяти тридцати утра. Я сказала, что не планирую вести Оскара на арт-терапию в среду, так как это его последний день в школе, и я готовлю для него небольшую прощальную вечеринку – с четырех тридцати до шести тридцати, – на которую, как я надеялась, сможет прийти и Эндрю. Он написал в ответ, что благодарит за предложение и заглянет, и что нет никаких проблем с тем, что Оскар не пойдет в этот день на терапию.
Я договорилась с Дол о звонке по скайпу во вторник вместо среды, потому что Оскар уезжает. Он и его семья были так взволнованы –