Тысяча разбитых осколков - Тилли Коул

их оставила. Когда она вернулась домой, чтобы провести свои последние дни с теми, кого она любила больше всего. В мире.

Сьюзан всмотрелась в мое лицо. «Как мы себя чувствуем?»

«Я хочу это сделать», — сказала я и надеялась, что рука Поппи окажется у меня на спине, как я ее и просил. Мне нужно было, чтобы она помогла мне пройти через это. Я следовал за Сьюзен, пока мы не дошли до онкологического отделения.

«У нас полная палата», — сказала Сьюзан, и мое сердце упало. Так много детей. Должно быть, она увидела печаль в моих глазах, когда протянула руку и положила руку мне на плечо. «Мы уверены, что сможем спасти многих из них».

Но не все …

Я кивнул, неспособный найти свой голос. Я давал себе благодать. Моя сила и решимость сделать это на мгновение угасли, но я все еще был здесь. Все еще пытаюсь.

Сьюзан вставила в двери код безопасности, и мы вошли в палату. Медсестры пришли поговорить со Сьюзен. Не зная языка, я не мог следить за происходящим, поэтому перевел взгляд на окна комнат. Печаль сдавила мои легкие до боли, когда я увидел безволосого мальчика, лежащего в постели и читающего книгу. Он был бледным и худым, а рядом с ним была женщина, которая, как я предполагал, была его мамой, держала его за руку так, как будто она никогда не отпустит. Рядом с ним была еще одна пациентка — девочка лет десяти лет, спящая в своей постели, и на ее гладкой коже черепа отрастали лишь пучки волос.

На меня обрушился поток воспоминаний – воспоминания о Поппи на разных стадиях были подобны пулям, пронзившим мою силу. Рука Мии легла мне на спину, и на секунду мне, честно говоря, показалось, что я почувствовал Поппи. — Если это слишком много, мы можем выйти на несколько минут, — сказала Миа, и я покачала головой. Я остался. Я хотел остаться. Чтобы противостоять этому.

Было время.

Миа кивнула, а Сьюзен вернулась ко мне с картой. "Я собираюсь начинайте обход, — сказала она, наблюдая за моим потрясенным состоянием. «Я знаю, что большую часть этого ты не поймешь по-английски, но у нас есть девочка четырнадцати лет, отец которой англичанин. Если хочешь, я думаю, ты захочешь с ней поговорить.

Пульс у меня заколотился на шее. Сьюзен улыбнулась. «Она знает, что ты придешь. Она очень рада познакомиться с тобой».

— Хорошо, — прохрипел я. Четырнадцать. Не намного моложе, чем была Поппи, когда ей поставили диагноз. Я посмотрел на Сьюзен. — Ей становится лучше?

По выражению боли на лице Сьюзен я сразу понял, что это не так. «У нее лимфома Ходжкина четвертой стадии. И жить ей осталось всего несколько месяцев. Она перестала реагировать на лечение». Мое зрение замерцало. У нее была та же болезнь, что и у Поппи.

И она умирала.

«Мы хотим, чтобы ты сталкивалась с трудностями, Саванна, но только настолько, насколько ты можешь вынести», — сказала Миа, и Сьюзен кивнула.

Я представил улыбающееся лицо Поппи. Какой сильной и энергичной она была до самого конца. «Я хочу это сделать», — прохрипел я. — Я хочу поговорить с ней.

Ответная улыбка Сьюзен была широкой. «Давайте сначала проведем обход; тогда я отвезу тебя в Талу».

Тала. Ее имя было таким красивым.

Я последовал за Сьюзен в первую комнату, отойдя достаточно далеко, чтобы дать ей место для работы. Я слушал ее мягкий тон, когда она разговаривала с детьми, видел, как она широко улыбается и обращается с ними с такой добротой и уважением, что это внушало трепет.

Сьюзен рассказала мне об этом перед тем, как мы вошли в каждую комнату, где находился больной человек. Если бы они только что начали химиотерапию, если бы они почти закончили. Но наиболее болезненно было тем, кто находился на паллиативной помощи. Я встречался с их усталыми глазами и улыбался. Когда некоторые пытались улыбнуться в ответ, когда их родители пожимали мне руку, меня охватывал момент чистого гнева. Было несправедливо, что они проигрывали свои битвы. Было несправедливо, что их семьи теряли их медленно, день за днём.

Даже те, кто был грустен, плакал и измотан, для меня ярко сияли внутренней силой воина.

Точно так же, как это сделала Поппи.

Мы остановились в последней комнате. Сьюзен повернулась ко мне. «Это комната Талы». Мое сердце упало, и я смогла контролировать свое дыхание. Я не хотел, чтобы она видела меня расстроенным. Она достаточно пережила.

— Я готов, — сказал я и выпрямил позвоночник. Сьюзан вошла в отдельную комнату, и я последовал за ней внутрь. Тала лежала на кровати. Она была хрупкой, с короткими волосами. Багаж стоял возле ее кровати, и она была одета в повседневную одежду. И когда она увидела меня, ее улыбка была ослепительной.

— Тала, — сказала Сьюзен. "Как вы себя чувствуете?" На этот раз она говорила по-английски.

— Хорошо, — сказала она, а затем снова перевела взгляд на меня. Мое сердце остановилось, когда я увидел, что у нее зеленые глаза. Моя нижняя губа задрожала, но я глубоко вздохнула и сдержалась. — Ты Саванна? — спросила она с легким акцентом в голосе. Это было так красиво.

— Да, — сказал я и потянулся пожать ей руку. Тала крепко сжала мою руку.

«Доктор. Дела Круз сказал мне, что сегодня у меня будет гость. Из Америки." На ее губах расплылась возбужденная улыбка.

«Для меня большая честь познакомиться с тобой, Тала», — сказал я, стараясь, чтобы мой голос был ровным.

— Ты хочешь стать врачом? — спросила Тала.

"Это верно."

"Почему?" — спросила она, и я почувствовал, как моя кровь остыла.

Я посмотрел на Сьюзен — доктора. Дела Круз, и она ободряюще кивнула. Затем она сказала Мии: «Может, оставим девочек поболтать?»

Миа взглянула на меня, и я кивнул. Миа и Сьюзен вышли из комнаты, а Тала похлопала по краю кровати. — Пожалуйста, сядьте, — сказала она. «Моя семья скоро приедет». Она улыбнулась. — Сегодня я иду домой… — Она замолчала, и я сел рядом с ней. Я знал, почему она шла домой. По той же причине, по которой Поппи была ближе к концу.

Тала никогда не отпускала мою руку. Оно было слабым, но в нем было столько силы.

«Почему ты хочешь стать врачом?» — спросила она еще раз. «Для онкологических больных?» она взялась за дело.

«Да», —