Тысяча разбитых осколков - Тилли Коул

— А, теперь ты понимаешь, — сказала Айка, и мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что она делает. Я посмотрел на разбитую тарелку в своей руке. Девять осколков, те участки, где щепки исчезли, оставив грубые края. Горло у меня сразу перехватило от эмоций.

Тарелка уже никогда не будет прежней. Он был сломан, но…

« Теперь я научу тебя, как снова заставить его работать», — сказала Айка, небрежно оторвав клочок моей души. Саванна наклонилась ко мне, и я знал, что она понимает, почему Айка тоже преподала нам этот урок.

Оглядев группу, я увидел, что все поняли. Эти пластины были разбиты на куски, но мы собирались взять что-то непоправимо поврежденное и заставить его работать снова.

Мы были разбитыми тарелками.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Айка, и когда мы это сделали, она раздала кисти и золотую смесь. Отдав нам наши материалы, она села и достала разбитую тарелку, которую, должно быть, приберегла на этот момент.

Мы наблюдали за ней, затаив дыхание. Мы знали, что этот урок предназначен не только для изучения новых навыков. Мы все чувствовали, что это было для чего-то большего. Что-то для всех нас, для нашего исцеления, сердец и душ.

Айка взяла два самых больших куска тарелки и покрыла одну сторону золотой жидкостью. «Это японское искусство кинцуги», — сказала она, не сводя глаз с того, что делает. «Для ремонта пластины я использую золотой лак как клей. Чтобы собрать осколки тарелки вместе.

Айка сдвинула части вместе, два сломанных сегмента пластины теперь скрепились вместе, и потрясающая золотая линия прошла там, где раньше был разрыв. «Эта форма искусства является физическим проявлением принципа ваби-саби . Ваби-саби учит нас принимать несовершенства жизни, ее непостоянство и незавершенность».

— Как Сакура, цветущие вишневые деревья, — прошептала Саванна, ее голос стал более эмоциональным.

"Да. Как сакура, — сказала Айка. Затем она кивнула на наши разбитые тарелки и инструменты. «Пожалуйста, начните. Следи за тем, что я делаю».

Моя рука дрожала, когда я потянулся за кистью. Саванна несколько минут не двигалась, закрыв глаза и дыша. Я положил руку ей на бедро. Ее глаза распахнулись. "Ты в порядке?" — тихо спросил я.

«Да», сказала она. Она одарила меня водянистой улыбкой. — Мне просто… нужно было несколько минут. Саванна взяла кисть и начала восстанавливать свою тарелку.

Пока мы все работали, царила полная тишина. С каждым кусочком, который я склеивал, в памяти вспоминались воспоминания прошлого года. О кататоническом состоянии, в котором я находился после смерти Киллиана. О гневе, который укоренился и распространился, как чума, по всему моему телу, пока не поглотил меня. Я вспомнил, как впервые избегал родителей, крича им, чтобы они оставили меня в покое. О том, как я ушел с хоккейной площадки своей команды и больше не оглядывался назад, отказавшись осенью начать обучение в Гарварде. Когда я бросил коньки в сарай у пруда и захлопнул дверь. Когда я взял хоккейную клюшку Киллиана и разбил ее вдребезги о замерзший пруд, который нам так понравился.

Каждый из них был трещиной в моей душе.

Трескаться.

Трескаться.

Трескаться.

Они были физическим проявлением разбитого моего сердца, моей души. разбиваясь на тысячу осколков. Я никогда не верил, что меня можно снова собрать вместе.

До этой поездки.

Пока я не влюбился в самую невероятную девушку, которая заставила меня снова надеяться .

Это был мой золотой лак? Было ли это тем, что происходило с моим сломленным духом? Была ли эта поездка, эти новые дружеские отношения, руководство Лео и Мии и глубокая любовь к моей девушке, моему кинцуги? Можем ли я – мы все – каким-то образом воссоединиться? Или я снова сломался после экспозиционной терапии? Были ли мои части переломлены? Пришлось ли мне изо всех сил стараться найти их снова? Или они были разбиты на слишком много частей, и их уже невозможно было спасти? Это был мой самый большой страх. Что оно зашло слишком далеко, чтобы его можно было исцелить.

«Тебе трудно?» — спросила меня Айка. Мои руки были подняты вверх, и я понял, что сижу неподвижно, погруженный в свои мысли. Затем я услышал, как ее вопрос проник в мои уши. Я боролся?

Слишком.

Сглотнув, я встретил испытующий взгляд Айки. «Это…» Я поерзала на своем месте, чувствуя себя неловко, задавая этот вопрос вслух. Но я должен был знать. «Есть ли пластины, которые слишком сломаны, чтобы их можно было починить? Есть какие-нибудь… безнадежные случаи?

В комнате воцарилась тишина, поскольку мой вопрос сгущал воздух. Я почувствовал, как рука Саванны легла на мое колено, поддерживая меня. Но я не сводил глаз с Айки. Я затаил дыхание, ожидая ее ответа.

— Нет, — сказала Айка, как ни в чем не бывало. «На поиск разбитых частей может уйти больше времени, и, конечно, потребуется больше времени, чтобы собрать их вместе. Но любую сломанную тарелку можно починить со временем и при наличии упорства».

Облегчение, которое я почувствовал от ее ответа, чуть не сбило меня со стула. Я чувствовал, как Айка наблюдает за мной ближе. Когда я поднял глаза и снова встретился с ней взглядом, она кивнула головой, как будто могла заглянуть мне в душу. Этот короткий кивок был ободряющим. Я знал, что она понимает, почему я на самом деле задал этот вопрос. Все за этим столом так и сделали.

"Хорошо, детка?" – спросила Саванна, ее шепот дрожал от печали. Печаль для меня.

— Я в порядке, — сказал я и сжал ее руку, а затем продолжил, игнорируя пристальное внимание всех остальных ко мне.

Потеряв время, потраченное на починку тарелки, я сел, когда последняя деталь была установлена на место. Когда я посмотрел на свою лакированную тарелку, у меня перехватило дыхание.

Это было исправлено. Это было не то, что было раньше, но его снова собрали воедино. Это было что-то новое. Но это снова была тарелка.

«Что мы видим сейчас, когда смотрим на свои тарелки?» — спросила Айка, ее голос стал мягче и нежнее, как будто она знала, что мы все такие же хрупкие, как тарелки, которые мы только что восстанавливали целый день. Лаку потребуется время, чтобы высохнуть. Чтобы сделать его таким же сильным, каким он был раньше.

«Это прекрасно», — сказала Саванна, глядя на свою тарелку. Она сморгнула слезы и встретилась взглядом с Айкой. «Я думаю, что это еще красивее, чем было раньше».

— Ах, — сказала