Развод. Мусор вынес себя сам - Каролина Шевцова

во мне играет кровь. Мужчина в пятьдесят лет - молодой самец с потребностями. А женщина в пятьдесят - почти бабушка. Не понимаю, как с твоим умом, ты первая не заметила, что что-то не так. Мне нужно сбрасывать пар, не могу же я стать евнухом, как Давид! Я нашел самый безопасный способ удовлетворять свои потребности. Ничего не афишировал, никому не рассказывал, и заметь, никогда не тащил эту грязь домой, потому что уважаю тебя! Почему ты не уважаешь меня в ответ?!

В комнате становится тихо. Так тихо, что слышно, как скрипит паркет под ногами. Я делаю шаг к Боре.

- Борь, а о моих потребностях ты не думал?

- Каких потребностях? - Он разводит руками с искренним недоумением. Его растерянность – самое обидное. Ведь он действительно не понимает, о чем это я. - Анис, мы живем вместе 30 лет, за это время я выучил тебя наизусть. Ты мой лучший друг, ты мать нашей дочки, ты идеальная жена. Но как женщина ты умерла лет двадцать назад! Чем ты там занята? Сидишь в свой келье на третьем этаже и читаешь книги? А ведь мир этими книгами не ограничивается! Ты ничего не знаешь о нем, и о себе ты тоже ничего не знаешь! Потребности? Аниса, ты даже не можешь сказать, где тебе хорошо, когда я тебя трогаю! Для тебя супружеский долг так и остался долгом, понимаешь?

- Нет, не понимаю, Боря. Если тебе так не нравилось, почему ты молчал?

- А что говорить? Что мне скучно? Что твои попытки что-то изменить нелепы? Что я бы перестал тебя уважать, если бы ты реально напялила на себя то шлюшье белье? Аниса, я бы молчал и дальше, но ты ведь вынудила! Ну, трахнул я кого-то! Не проститутку с трассы, а нормальную живую девчонку. И что? Ты из-за этого хочешь разрушить всю нашу жизнь? Это же просто смешно!

В горле стоит ком.

- Ну и посмейся, Борь, посмейся. Только один.

Кажется, по моему лицу Боря понимает, что перегнул. И вместо слез, и примирения, которое он ждал после них, Самойлов получает… ничего.

Пустота. Во мне нет обиды, ни боли, ни печали, ни радости. Как и жизни.

- Черт, Аниса, я не то хотел сказать… Постой, пожалуйста...

Я больше не слышу его. Я щелкаю замком чемодана, ставлю его на колеса и качу к выходу.

Боря идет за мной, что-то говорит, пытаясь загородить дорогу. Но тут у него звонит телефон. Он машинально достает его и отвечает.

- Да, дочь... - его голос срывается. - Нет, не могу. От меня уходит твоя мать. Нет, я не знаю, что у нее в голове!

Это его «я не знаю» - последний гвоздь. Он ведь и правда не знает. Судя по тому, что я выслушала сейчас, Боря ничего не знает обо мне! И может это случилось, не потому что я молчала, а потому, что кое-кто меня не слышал?

Он действительно никогда не знал. И даже не пытался. У меня хотя бы были то дурацкое белье и дурацкая, совершенно не подходящая мне стрижка! Я хотя бы пыталась!

Выхожу на улицу, открываю багажник Бориной машины, закидываю чемодан внутрь. Сажусь за руль. Завожу двигатель.

В зеркале заднего вида я вижу, как он выбегает из дома. Без пальто, зажав телефон ухом.

- Постой! Аниса! Да постой ты!

Я смотрю прямо перед собой на темную улицу. Включаю первую передачу. Плавно отпускаю сцепление и нажимаю на газ. Нужно скорее уехать. И главное - не оборачиваться назад. Помню, как в нашем детстве была такая игра. Пол - это лава. Коснешься его - и ты сгорел, то есть проиграл. Сейчас я дошла до самого сложного уровня. Заплачешь, покажешь свою слабость, обернешься - и тебе конец. Ты проиграла. Навсегда. Я держусь до последнего. Сжимаю руль так, что пальцы белеют. Смотрю только вперед. И только когда наш дом окончательно растворяется в темноте за спиной, когда за поворотом пропадает последний отсвет наших окон, я съезжаю на обочину. Глушу двигатель. И в наступившей тишине, кусая губы в кровь, реву. Реву так громко, так отчаянно, что самой страшно. Реву над всей своей жизнью. Над старой и над новой, пугающе чистой, которая ждет меня впереди.

Глава 9

Мой столик в дальнем углу, Давид же выбирает тот, что у окна, садится и, сразу достав планшет, принимается за работу.

Я беру чашку с остывшим кофе и иду к нему.

- Привет, - улыбка не делает опухшее от слез лицо хоть чуточку милее. Выгляжу ужасно, но Давид даже виду не подает, что со мной что-то не так.

- Аниса, какая встреча! – Встает, целует меня в щеку, отодвигает стул и садится обратно только после того, как сажусь и я. Он удивлен, но старается скрыть это за дежурным комплиментом: - Ты подстриглась? Тебе очень идет!

Сначала не понимаю о чем речь. Про стрижку я вообще забыла. Сейчас кажется, что это было так давно, будто в прошлой жизни.

- Спасибо, - осторожно киваю в ответ.

- Вообще отлично выглядишь. Свежо как-то.

Стараюсь не рассмеяться. Свежо. Какое подходящее слово для ночи, проведенной в чужой квартире, на чужой кровати в луже из собственных слез.

- Сон на шелковой наволочке творит чудеса, - Господи, слышал бы нас кто-то со стороны! Сон? Его не было и близко, всю ночь я мониторила сайты с вакансиями и составляла план дальнейших действий. Написать юристу, сообщить новость всем нашим знакомым и родственникам, найти квартиру, в которой буду жить, и главное работу! С последним я решила обратиться к Давиду.

- Не знал, что ты тут тоже обедаешь, это же далеко от вас.

- Я не обедаю, Давид. Я жду тебя, чтобы поговорить.

Он удивленно поднимает брови:

- Могла бы просто позвонить.

- Нет, не могла. Тогда ты бы понял, что мне от тебя что-то нужно, возможно, связался бы с Самойловым и, успел подготовиться к встрече. А мне нужно было застать тебя врасплох.

Давид показывает официанту, который нес к нашему столику меню, чтобы нас не беспокоили. Выглядит он при этом сосредоточенным и очень серьезным.

- Сколько лет знаю тебя, Аниса, все не могу привыкнуть к этой пугающей откровенности. Ну, хорошо, тебе