Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

– Хочешь Майю Кандакову?

– Да, можно. Почему нет.

– Она вроде ничего. Нормальная. В отличие от… – и смотрит на меня многозначительно. – А ты почему, Вебер, не попросила расселить вас с Митровой? Думаешь, я не в курсе была, как она тебя достает?

– Да не знаю почему, Ракият… А что, ее не из-за этого же вывели? – спрашиваю испуганно. Не хватало еще, чтобы из-за меня кого-то выбрасывали из камеры!

– Да нет, это не из-за тебя, успокойся! За другое. Слишком длинный язык у нее оказался. Сдала она, в общем, кое-что наше. Оперативнику.

– Да ты что! – ахнула я. – Когда?

– Точно не скажу, но последние потери были из-за нее.

– Ну и дела… И куда ее теперь?

– Ну в большую камеру ей нельзя. Теперь про нее все узнали. Наверное, отведут на спецблок…

Меня такой поворот не сказать, чтобы шокировал. Но все же обескуражил. Сколько бы я тут ни находилась, все никак не могла привыкнуть, что люди вокруг могут оказаться… и реальными преступниками, и реальными стукачами. И главное, я не понимала мотив. Зачем Поля сдавала наши телефоны? За какие такие профиты?.. Ведь она же сама активно пользовалась ими: звонила домой, подельникам, адвокату… Не понимаю! Это была или крайняя трусость, или крайний цинизм с ее стороны… Но несмотря на все это, мне стало Полю все же жалко. Какой-то очень уж у нее был несчастный вид, когда она нас покидала.

И вот ко мне селят Майю Кандакову. Ей было хорошо за сорок, и сидела она за убийство. За пресловутую самооборону. Оборонялась от племянника-наркомана. И может, кто-то и поглядывал с опаской на тех, кого обвиняли по 105-й за «убийство» – но теперь точно не я. Я уже знала – статья отдельно, человек отдельно. Поэтому отнеслась к Майе как к обыкновенной женщине, попавшей в случайную передрягу. Да она такой и была – абсолютно нормальной и адекватной. Без всяких необъяснимых фокусов.

Майя, глядя на то, что я рисую, тоже взялась за карандаши. Поначалу перерисовывала различные картинки: кошек, собачек и прочую милоту. Перерисовывала, а потом показывала мне. Я такую арт-терапию горячо одобряла и подсказывала, как могла, в каком направлении ей двигаться. Первые рисунки у нее получались так себе. Бледные, невнятные. Я делилась с ней своими цветными карандашами и фломастерами. А вот ластики, совершенно внезапно, стали вдруг продаваться в тюремном интернет-магазине. То есть в 2018 году данный «запрет» вдруг отменили, и мы с Майей на радостях накупили штук по десять этих ластиков – рисуй на здоровье… Рука Майи с каждым днем становилась все тверже, штрихи – все ярче, увереннее, и картинки все более сложными. Так и сидели мы с ней порой, зависая часами, каждая над своим рисунком. Красота!

В общем, я была в восторге от такой подходящей соседки. И поэтому очень обрадовалась, когда Майя «привезла» со своего приговора удивительную цифру: «Один год и девять месяцев!» Судья – неслыханное дело! – проникся ее делом и переквалифицировал «убийство» на «самооборону». То есть вместо того, чтобы получить семь-восемь лет – как получают все остальные ровно по таким вот преступлениям – Майя получила «смешные» год и девять. Это было поистине сказочным решением, и я бросилась Майю поздравлять. Девчонки тоже ее поздравляли: «Майя! Да ты в рубашке родилась! Считай, второй шанс тебе выпал!» Она отсидела уже больше года – и теперь ей оставались сущие пустяки. Она написала «апелляшку», чтобы наподольше задержаться в изоляторе. Но и к этапу начала готовиться. На всякий случай!

…Майя была гением в упаковочном деле. Вещей у нее было, пожалуй, поболее чем у меня. Но она умудрялась так их сложить, свернуть и утрамбовать, что помещалось все и даже оставалось место. И вот ей как-то принесли несколько заказов из интернет-магазина. Так бывало, иногда их приносили одновременно, в один день. Майя же, готовясь к этапу, поназаказывала море всего: десятки пакетов с дошираком, хлопьями, сухариками, печеньями, конфетами, блоки сигарет, пачки туалетной бумаги, салфеток и так далее. Вываливает она это все на кровать – получается целая гора товаров. Все вокруг собрались и глазеют на это магазинное изобилие.

– Кандакова, ты что, решила выкупить весь интернет-магазин? Будешь тут торговать? Потому что это все нужно куда-то деть, без вариантов! – смеется Ракият.

У нас как раз велась очередная война с дежурами за излишек вещей в камерах. Они придирались к каждой хоть сколько заметной лишней сумке. «Лишней» на их взгляд, разумеется. Они-то не были на нашем месте и не понимали, что арестанты не имеют «лишних вещей».

– Ракият, не волнуйся, все будет нормально. Я найду, куда это убрать.

– Ну-ну. Я ведь приду проверю…

Скепсис Ракият был понятен. Да и я с ужасом смотрела на этот «везувий». Куда Майя это все денет? Наши сумки, коробки и баулы под шконкой втиснуты буквально впритык. Так, что даже тапочки – едва засунешь. Но Майя с непоколебимым спокойствием, не торопясь, вытащила свои сумки, вытряхнула оттуда все вещи и принялась скручивать и складывать их еще плотнее. И, о чудо, откуда ни возьмись – появилось свободное место! В общем, Майя справилась с задачей. Гора продуктов каким-то образом – раз! – и рассосалась. Ракият, увидев это, удивленно присвистнула:

– Ну Майя, ты даешь! Надо позвать тебя упаковать и мои сумки тоже!..

Майя оказалась славной соседкой. И главное, не «делала мне мозги» – так на тюремном жаргоне называли любую «игру на нервах». Поэтому, когда Ракият предложила мне перебраться на ее половину камеры, я решила «забрать» с собой и Майю. Ведь адекватные соседи на дороге не валяются! Ракяит не отказала: «Ладно, если хочешь – бери и Майю. Меня она устраивает».

И вот началось мега-переселение. Переезжало разом почти человек десять. С разных мест. Мы все провозились целый день. Сначала каждой паре нужно было собрать свои вещи – освободить свои спальные места. Вещи относились на середину камеры, на «пятачок». И в это время – новоселы – драили по традиции освободившиеся пустые нары. Заселялись уже на все чистое, отмытое до скрипа. И тут Майя, что уж душой кривить, проделала львиную долю работы! И вычистила все, и упаковала, и расставила все так, что у нас даже появились пресловутое свободнее место под шконарем. Так называемые «просветы». То, чего так занудно требовали от нас дежура.

Чтобы освоиться на новом месте мне понадобилось какое-то время. Поначалу на автомате я все заруливала на «чужую» половину камеры. Но потом ничего, привыкла. Жизнь пошла своим чередом, и плавно