Я во всем виновата - Элизабет Кей

Глава 36

Раньше я считала, что смерть бывает где-то далеко. Одноклассник пропускал день, чтобы пойти на похороны, но это всегда был восьмидесятилетний дедушка, у которого просто остановилось сердце, или пожилая тетя, которую за несколько месяцев сожрал рак. С годами трагедии подбирались ближе: мальчик из соседнего городка, чья машина улетела в кювет, сестра девочки из бассейна, которая перенесла операцию и провела последние девять месяцев в больнице.

Я видела смерть – как камень, падающий в спокойную воду. Я видела, как от центра расходятся круги, сначала четкие, а затем постепенно слабеющие. Мне везло, я была далеко от центра и просто смотрела на камень чьего-то дедушки, матери или брата, пока волны захлестывали их близких.

Я никогда раньше не оказывалась так близко. Я никогда не чувствовала, как горе накатывает на меня; мне всегда нужно было его воображать. Но я увидела, как эта волна хлынула из коттеджа и накрыла всех нас, когда мы поняли, что она мертва.

* * *

Мы валялись на подъездной дорожке – впервые за все время нас было только трое, – кашляли и плакали, пока «скорая помощь» неслась по дороге, вопя сиреной. Мы заткнули уши руками, но тут чей-то крик заглушил визги.

С переднего сиденья выскочила парамедик в зеленой форме, с зеленой сумкой в руках и бросилась к нам. Я посмотрела на свою пижаму, покрытую сажей, пеплом и пылью. Я оглянулась на взрослых, которые стояли небольшими группами и выглядели очень деловыми и собранными. Когда мы выпали из коттеджа, было еще совсем темно. Теперь уже светлело, желтые лучи фар прыгали между машинами, на неровном гравии установили прожекторы.

Парамедик улыбалась, доставала из сумки инструменты и заверяла нас, что все будет хорошо. Эмбер посадили в первую машину скорой помощи, а Лидию – во вторую. Я тяжело оперлась на кирпичную стену и сидела там, поглядывая на дверь коттеджа. Я чувствовала, как минуты утекают, и кое-как поднялась на ноги, раскачиваясь, как новорожденный ягненок. Я поплелась к пожарному с подковообразными усами.

– А где моя мама?

– Сейчас найдем.

Он смотрел на дверь коттеджа. Из его рации раздалось шипение, он повернулся ко мне спиной и поднес прибор к губам.

– Эмбер!

Я услышала чей-то крик и, обернувшись, увидела, как моя тетя бежит между припаркованными машинами, пытаясь разглядеть крыльцо.

– Эмбер!

На ней был фиолетовый халат, завязанный на талии, завитые волосы спадали на лицо, ногти на босых ногах сияли ярко-розовым лаком. Она выглядела так, как будто только что проснулась. Мне и в голову не пришло, что она не вышла из дома.

– Ты их видела? – спросила я. – Ты их вывела?

Она не остановилась.

Она бросилась к моей кузине, все еще сидевшей на ступеньках машины скорой помощи.

– Господи, Эмбер, – застонала она.

Эмбер не дрогнула, когда ее обняла мать. Она раскачивалась, как тряпичная кукла, и лицо ее было неподвижным.

– Пейдж! – закричала тетя.

Она побежала к крыльцу, но ее удержал пожарный в форме. Она пыталась прорваться мимо него, но он был слишком силен. Он даже приподнял ее над землей. Она орала, задыхаясь от злости, чтобы он отпустил ее, поставил на землю и убирался к черту, но он стоял недвижимо, как стена.

Я увидела, как мама, кашляя, выбежала из коттеджа. Я подбежала к ней и обняла ее за талию. На воздухе у нее подкосились ноги.

– Мама! – Я ревела. – Ты жива! Ты жива, ты жива…

Она крепко держала меня, пока не подошел парамедик и не попытался меня от нее оторвать.

– Где она? – кричала тетя. – Где она?

Я обернулась к ней, увидела ярость, застывшую на ее лице, увидела – и это зрелище преследует меня до сих пор – пожарного, выходящего из парадной двери коттеджа. Он снял шлем, вытер пот со лба и покачал головой.

Я сразу все поняла.

Пейдж погибла.

Марианна силой оторвала меня от мамы и опустилась рядом на колени.

– Пойдем со мной, – сказала она.

– Не хочу, – плакала я. – Я хочу…

– Я знаю. Но им нужно ее осмотреть.

– Нет!

– Джесс, ну ты сама посмотри на маму, что ты.

Мама говорила с медиком. Она заметила мой взгляд и улыбнулась мне измученной улыбкой.

– Иди, – хрипло сказала она.

Я помню, что дым все еще шел от крыши – точнее, оттуда, где она раньше была, – но огонь уже потушили. Помню, как несколько пожарных стояли в стороне, держа в руках желтые каски, и пили воду из пластиковых бутылок. Я видела, как машина скорой помощи закрыла двери и умчалась в сторону деревни. Помню, как мама с тетей стояли у другой машины. Я видела, как тетя рыдала, вздрагивая всем телом и вытирая глаза кулаками. Я видела, как мама потянулась к ней, раскинув руки, чтобы обнять свою несчастную сестру.

А тетя с силой толкнула маму назад, так что та рухнула на дорожку. В тот момент это было понятно. Она была в шоке. Она была в отчаянии. Размытое представление о личных границах мешало ей искренне распахнуть объятия другому человеку.

Я часто так себя чувствую, когда случается что-то неприятное: снится кошмар, со мной грубо разговаривают, еда подгорает. Я не люблю терять контроль в присутствии других. Я спускалась вниз после того, как часами пыталась успокоить нашего сына – пела ему, совсем охрипнув, качала на руках, несмотря на пульсирующую боль в спине, вела себя спокойно и собранно, несмотря на его крики. Я падала на диван, чувствуя себя вымотанной и сломанной, а ты лез ко мне с объятиями, и на лице у тебя была написана тревога. Я видела, что ты стараешься – игрушки были убраны, ужин стоял на плите, – но я не могла выносить твоего присутствия. Я была так близка к взрыву, что одно легкое прикосновение могло бы меня уничтожить.

Я думала, что моя тетя такая же, потому что даже тогда – даже в детстве – мне не приходило в голову, что людям может хотеться, чтобы в тяжелый момент их обняли. Наверное, мне и в голову не пришло, что она могла иметь в виду что-то другое.

Думаю, это была последняя встреча мамы и тети.

Марианна увела меня в свой коттедж. Эмбер уже сидела там на дальнем конце полосатого красно-белого дивана. На нем валялись подушки, и она почти исчезла в них. Такая она была маленькая, неподвижная, незначительная. Я услышала, как в туалете спустили воду и в комнату, шаркая, вошла Лидия.