Развод. Мусор вынес себя сам - Каролина Шевцова

И сквозь эту неразбериху пробивается холодное осознание. Он назвал меня Анисой. Не Никой. Анисой.

- Но как? - вырывается у меня. Я смотрю и все еще не верю. Он знал. Все это время знал. И молчал.

Давид смотрит на меня с легкой улыбкой.

- Все очень просто, - говорит он спокойно. - Я обратился к этимологии твоей фамилии. Зельбер с немецкого переводится как сам/сама. Самойлова – тот же корень. Слишком уж очевидно, не находишь?

- Эмм, нет, - медленно качаю головой. Из всех объяснений это оказалось самым запутанным. Тем более, что псевдоним я придумала по звучанию, и вообще не знала, как что переводится. - И ты все понял только по фамилии?

- Разумеется, нет. - Смеется Давид. - хотел тебя немного подразнить. На самом деле все было еще более очевидно. Рост, фигура, манера двигаться. Все это слишком твое. Голос, даже измененный, узнавался где-то на подсознательном уровне. Я понял, что с Никой что-то не так, почти сразу.

Он делает паузу, становится серьезнее.

- Твои комментарии о ней были слишком личными. А ее текст... Слишком сложным для той роли, которую она играла. Но спросить напрямую я не решался. Если человек скрывает что-то, у него есть на то причины.

- И они были. Я не хотела чтобы знал ты, я хотела, чтобы никто не знал, в принципе.

- Пусть так. А когда в ресторане подошел Боря, - продолжил Давид, и от меня не укрылась его грустная улыбка. - ты вела себя на сто процентов как Аниса. Не было в тебе ни капли Ники. Ты смотрела, говорила, улыбалась и даже вилку держала как Аниса! До сих пор не понимаю, как он не заметил.

- Не только Боря,- в голосе невольно звучит обида. - Вообще никто. Кроме тебя.

И Лизы, мысленно добавляю я.

- Знаешь, как говорят, — он мягко берет мою руку, - нельзя разбудить того, кто просто делает вид, что спит. Нельзя ждать, что тебя узнают люди, которые никогда по-настоящему не интересовались тобой.

Его пальцы осторожно смыкаются вокруг моих запястий.

- И обижаться на них бессмысленно. Они уже наказаны. Тем, что упустили такую чуткую, умную, понимающую женщину. Просто не узнали, что за бриллиант все это время сиял рядом с ними.

- Спасибо, Давид, - шепчу я.

Нежность накатывает волной. Странное чувство, от которого хочется петь. Я встаю на цыпочки и касаюсь губами его губ — легко, почти невинно. Но даже этого легкого прикосновения хватает, чтобы выражение на лице Давида изменилось. Взгляд становится глубже, темнее. И руки ложатся на талию иначе. В них чувствуется собственническое касание мужчины, который уже все для себя понял.

- Могу я попросить тебя об одном? - хриплый голос пробирает до мурашек.

- Конечно. - облизываю пересохшие губы. - Что угодно.

- Это глупо, но… можешь убрать этот макияж? — он проводит большим пальцем по моей скуле. - Ника, конечно, эффектная женщина. Но я хочу тебя. Анису.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу, наверное, даже сквозь тонну консиллера заметно, как покраснели мои щеки. Он хочет меня. Не Нику. А я... я чувствую, что хочу того же. Сильно. Очень.

- Дав, - слова даются мне с трудом. Это до обидного глупо и он вряд ли поймёт, а может даже обидится, ведь сейчас я по сути отвергну мужчину, который не будет просить дважды. - Не получится. Я потратила на макияж пару часов, и это все профессиональная косметика для съемок. Простой водой не смыть, нужны специальные средства. А у тебя их, подозреваю, нет.

Он качает головой. - Точно нет. Я же не шутил, когда говорил, что ты первая, кого я позвал в квартиру. Обстановка здесь... строгая, на грани спартанской. Давид внимательно оглядывает меня, и по его лицу пробегает тень сомнения. Видно, как он колеблется, не зная, как лучше поступить. Но через мгновение Дава решительно качает головой.

- Нет, Аниса. Не могу. Я хочу видеть твое лицо, а не Ники Зельбер. Даже зная, что это ты, чувствую себя... не совсем правильно. Я никуда не тороплюсь. Лучше подожду, когда ты будешь настоящей. Ты не против?

- Я только за, - отвечаю и на душе становится одновременно и тепло, и немного грустно от его слов.

Как будто меня отвергли, но сделали это так благородно, что и не подкопаться.

Кажется, что вечер испорчен, но сама не замечаю, как мне снова становится хорошо.

Мы допиваем вино, доедаем ужин. Говорим о пустяках, смеемся над глупостями. Включаем музыку, каждый ставит свои любимые песни и вспоминает как и когда их слушал. Давид снова приглашает меня на танец — на этот раз медленный, неспешный. Целуемся. Много целуемся, правда получается у нас неловко, словно мы не взрослые, состоявшиеся люди, а подростки.

словно у нас впереди все время мира.

Когда я говорю, что мне пора домой, он не уговаривает остаться, а просто кивает и предлагает проводить.

Перед уходом я захожу в уборную поправить макияж. В ярком свете ламп вижу свое отражение: распухшие от поцелуев губы, растрепанные волосы, сбившиеся с висков пряди. Глаза сияют так, как не сияли, наверное, много лет. Прямо фотография для иллюстрации к словарю. Слово на букву С - Счастье.

Улыбаюсь и вижу, что и правда, похожа на Анису. Что Ника и Аниса как сестры двойняшки, почти одинаковые, и как можно было не заметить этого раньше!

Мне так легко от этой мысли, что хочется обнять весь мир.

Именно такой, счастливой, просветленной и самую малость сошедшей с ума от эндорфинов, я и выхожу обратно в коридор.

Давид, уже надел свое пальто и держит в руках мое. Но замирает у двери, увидев меня. Его взгляд меняется - из мягкого становится пристальным, почти жгучим. Он смотрит на меня так, будто видит впервые. Или, наоборот, узнает что-то знакомое, давно забытое.

- Ты... - он делает шаг ко мне, воздух между нами сгущается, наполняясь током ожидания.

Я ничего не успеваю сказать. Он вдруг резко смыкает пальцы на моей руке, и в его глазах читается уже не терпеливая нежность, а стремительная, все сметающая решимость.

- А к черту, - произносит он хрипло. - Ты это все равно ты. Любая. Так ведь?

Он не ждет ответа. Его руки обвивают мою талию, подхватывают меня, и в следующее мгновение я уже лечу в этом вихре, понимая лишь