Матабар V - Кирилл Сергеевич Клеванский

Аделаида — мать Тесс. Она выносила её под своим сердцем. Вскормила. Вырастила. И имела полное право на свое собственное мнение и свой собственный взгляд на будущее своего же ребенка. Даже если этот взгляд отличался от того, что хотели Тесс и Ардан.

— Видимо это какая-то жестокая ирония Вечных Ангелов, — Аделаида отвернулась в сторону. Так, в профиль, если бы она была моложе, то выглядела бы сестрой-близнецом Тесс. Арду даже стало несколько не по себе. — Я хотела оградить её от всего того, что пришлось пережить мне самой, но в итоге… В итоге за моим столом сидит полукровка Первородных. Сотрудник Второй Канцелярии. Звездный Маг. Так еще и прямой потомок Правой Руки Темного Лорда. О Светлоликий, могло ли мое желание обернуться более извращенной реальностью, чем та, что я сейчас вижу.

Вряд ли Аделаида придерживалась взглядов Тавсеров, просто суммировала все факты, которые видела перед собой. Ардан не держал обиды. Он вообще не обижался. Это первое, от чего его отучили лесные друзья и наставники. Отучили от обид.

— Единственное в чем я могу вас поблагодарить, господин Эгобар, так это в том, что не пытаетесь меня переубедить, потому что, видят Вечные Ангелы, я бы этого попросту не выдержала и немедленно выгнала вас из моего дома, даже если бы Тесс потом несколько лет со мной не разговаривала.

— Конечно, госпожа Орман, — только и ответил Ардан.

Он её понимал. Возможно даже лучше, чем Аделаида могла себе представить. Если бы Эрти привел к ним в дом кого-то, кто оказался в такой же ситуации, как и Ард, то он бы сделал все возможное, чтобы… чтобы такого изначально даже не произошло.

Он бы хотел для брата другой жизни. Не такой, какую вел сам.

Аделаида снова отпила чай и, на сей раз, посмотрела прямо в глаза Арду. Так, что прямо и глубоко в них заглянула, что едва самостоятельно не вызвала на себя Взгляд Ведьмы. Видимо хотела, чтобы у собеседника не оставалось и капли сомнений в правдивости её слов.

— Если с Тесс что-то произойдет, господин Эгобар, то знайте, что я никогда вас не прощу, — её брови сдвинулись и между ними пролегли глубокие складки. — И сделаю все, что от меня зависит и даже больше. Пойду на любое преступление. На любую подлость. На любой подлог. На что угодно. Но добьюсь того, что остаток вашей жизни вы будете молиться своим Спящим Духам, чтобы они скорее забрали вас из того сущего ада, который я вам устрою. Это понятно?

— Предельно, госпожа Орман.

Аделаида кивнула.

Она поднялась с места, но так и не сделала первого шага.

— В этом мире природа, в своей сущей глупости, распорядилась так, что все решают мужчины. И Рейш дал вам свое благословение. Но знайте, что моего благословения у вас нет и никогда не будет. Знайте, что вы, господин Эгобар, украли у моей дочери спокойную жизнь и счастливое будущее. И обрекли её на бесконечные бессонные ночи и кошмары, в которых она раз за разом будет вас хоронить. Обрекли её на слезы и горечь. И это только ваше решение. И только ваша прихоть. И ваша, мужская слабость перед любовью, от которой вы бы отказались, если бы оказались сильнее. И тогда бы я вас поблагодарила. Поблагодарила за то, что нашли в себе силы отказаться от своей любви ради жизни того, кого любите. Но мужчины на это не способны. Никогда не были и не будут. И потому я проклинаю тот день, господин Эгобар, когда отпустила дочь в столицу. И еще больше я проклинаю тот день, когда ваши с Тесс жизненные пути пересеклись.

И она ушла.

А Ардан остался сидеть у стола. Смотрел на чай в кружке, где отражалось его лицо, но не глаза — те сливались цветом с жидкостью, заключенной в плен тонкого фарфора. Такого хрупкого. Одно неловкое касание, одно неудачное движение и чашка будет разбита.

Странно, но почему-то Ардан находил нечто общее между чаем в чашке и их с Тесс союзом. Только не мог понять, что конкретно связывали данные образы.

Скасти бы сказал, что его «лысый друг» недостаточно хорошо слушает изнанку окружающего мира.

— Может и так, — тихонько прошептал Ардан до конца не зная, с чем именно соглашается.

Со своими мыслями или со словами Аделаиды Орман.

* * *

Они гуляли по шумным, пыльным улицам Шамтура. Ели мороженное и о чем-то смеялись. Именно о чем-то. Как могут смеяться только влюбленные. Пока еще беззаботные, не отягощенные бытом и всем тем, что пока неловко переминается с ноги на ногу у порога дома, напрашиваясь в гости и обещая не становиться назойливым визитером, задержавшимся дольше, чем его просили.

— А здесь я впервые задумалась о том, чтобы петь на людях, а не дома, когда собираются гости, — весело щебетала Тесс указывая на кафе, расположившееся неподалеку от центральной площади.

С ними часто здоровались. Вернее — с ней. Шамтур, несмотря на то что считался относительно небольшим городом, все еще насчитывал больше миллиона горожан, так что Арди было несколько странно видеть сколько людей знали его спутницу.

С другой стороны — старшая дочь губернатора, да еще и певица.

Над головой, как назло, ни единого облачка, так что Арди, в своем пусть даже и летнем зеленом плаще, постоянно звал невесту к мороженщикам. И если год назад, в караване Марта, он полагал несусветной глупостью демарш Теи Эмергольд, внучатой племянницы Главы библиотеки Большого, решившей показательно нарушить закон и не надевать часть регалий, то теперь задумывался о том, что понимает её.

Достаточно было лишь оказаться в схожей ситуации.

— Удивительно, — Ардан разглядывал прохожих. Те вели непринужденные беседы, порой заглядывали в булочные, задерживались у газетных киосков, рассматривали стенды с афишами театров и анонсов праздников и уличных выступлений, которыми всегда славились летние сезоны Империи. — Всего в нескольких километрах граница, за минувшие пять дней я несколько раз слышал артиллерию, а люди… люди выглядят так, будто они где-то в Центральном районе Метрополии.

Тесс все еще улыбалась. Только теперь чуть печальнее и спокойнее, от чего её взгляд несколько померк. Арди понял, что сказал что-то не то.

— Прости, я не хотел тебя задеть.

— Ты никак не задел! — поспешила успокоить Тесс. — На самом деле это подмечают все, кто здесь не вырос. Что в Шамтуре люди привыкли к войне. Знаешь, когда говорят, что можно