Хроники Кайдарии. Дурная кровь - Андрей Плотник

– Тут ты права. Боюсь, у меня серьезные проблемы, Тельма.

– Убил кого-то? – ее тонкая бровь поднялась, выдавая интерес.

– Нет. Хуже, наверное. Давай немного прогуляемся.

Мы пошли вдоль набережной – благо, никто из вампиров на нас внимания не обращал.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Давай помогу. На приеме у Глемма тебе стало плохо.

– Так ты в курсе? Впрочем, наверняка об этом слышал уже весь город.

– Ты заболел? Я чувствую, что в тебе что-то изменилось, но никак не пойму, что именно. Может, снимешь этот дурацкий шлем?

– Не могу. Дело в том, что я… Ну, некоторым образом перестал быть собой. Уфф, это прозвучит безумно, поверь, я и сам до сих пор не свыкся с этой мыслью. Но я теперь человек.

Тельма резко остановилась и уставилась на меня. Случайный порыв ветра донес до нас отголоски органного напева из храма на острове. Потом она начала хохотать. Это длилось с добрую минуту, после чего Тельма сказала:

– Киз, ну что ты несешь. Вампир не может стать человеком, так же как кошка не может стать мышью, а цветок – камнем.

Вместо ответа я взял ее за руку. Жар моего тела был красноречивее всяких слов. Тельма перестала улыбаться и вновь уставилась на меня – на этот раз с тревогой. Затем приблизила свое лицо к моему и обнюхала – осторожно, как нюхают подгнивший кусок мяса. И резко отстранилась. Строгое личико с высокими скулами исказила ярость, клыки непроизвольно показались наружу – тонкие и длинные, как у змеи.

– Боги! От тебя смердит человечиной! Но… Как это возможно?! И о чем вообще ты думал, придя сюда?! Вдруг это заразно?

В самом деле, решил я, краснея от стыда, такой вариант не приходил мне в голову. Какой же я эгоистичный болван!

– Уверен, что все уладится, – промямлил я. – Наверняка есть решение… Все вернется на круги своя. Наша любовь укрепит мой дух и поможет преодолеть любые…

– Надеюсь, что так! Но пока не сделаешься прежним – видеть тебя не хочу, понял? И даже близко ко мне не подходи!

– Но…

Тельма развернулась и заторопилась прочь, а я вдруг с горечью подумал: что, если я вижу ее в последний раз?

Шагах в десяти она остановилась и, повернувшись в пол-оборота, произнесла:

– Сам понимаешь, твоим положением может заинтересоваться Служба безопасности. Я никому не расскажу о нашем разговоре… пока что. Но тебе следует как можно скорее решить эту проблему. Или бежать. Не знаю, как бы я поступила на твоем месте – наверное, пустила бы себе пулю в висок. Уж лучше это, чем до конца дней своих прозябать в человеческом теле.

Отвернувшись, она нервно зашагала в сторону проспекта и больше уже не оглядывалась. Пробирающий до костей ветер шевелил полы ее черного плаща и ерошил коротко стриженные рыжие волосы. Вот теперь я был почти уверен, что это наша последняя встреча. Строго говоря, весь опыт наших отношений красноречиво намекал на то, что именно такой и будет ее реакция. А я… Я жил в мире иллюзий, отказываясь признавать очевидное. И озарение снизошло на меня лишь сейчас, подобно удару лошадиного копыта в челюсть. Впрочем, оставалась еще небольшая надежда, что она действительно держит все переживания глубоко в себе, и на самом деле сердце ее полно печали и сострадания по отношению ко мне. Но верилось с трудом.

– Стерва, – сказал я вслух, глотая жгучие слезы. А мысленно добавил: «Как же я люблю тебя!»

Но что, если охвативший меня недуг и в самом деле заразен? Тогда об Обращени можно навсегда забыть – ни один вампир не согласится погрузить клыки в мою плоть!

Потоптавшись на месте еще какое-то время, я двинулся в противоположную сторону, вновь раздавленный отчаянием и морально надломленный. Что делать дальше? Куда идти? Если уж Тельма отвернулась от меня, то, получается, помощи ждать вообще неоткуда. Я брел, понуро склонив голову и созерцая свою кислую физиономию в тусклом зеркале луж. Тут мое внимание привлек скрип веревки. Подняв глаза, я увидел, что на ближайшем столбе покачивается в петле труп человека с выпущенными наружу багрово-сизыми потрохами. Лицо несчастного являло собой сплошное кровавое месиво, между немногочисленными уцелевшими зубами торчал наружу распухший язык. Картонная табличка, болтавшаяся у мертвеца на шее, извещала, что бедолага был повешен за нарушение комендантского часа в назидание своим сородичам. По коже у меня подернуло морозцем – в соответствии с законом я мог оказаться в петле рядом с ним… Нет, только не падать духом, не позволять себе с макушкой погрузиться в липкую трясину отчаяния! Любую ошибку судьбы можно исправить – ну или хотя бы умереть, пытаясь сделать это.

Стоя в тени импровизированной виселицы, я вдруг понял, что мне крайне необходим чей-нибудь дельный совет. И кто может лучше подойти на роль советчика, чем старый и мудрый профессор Орлофф, глава исследовательского отдела Инженериума? Уж он-то всегда отличался способностью находить выход из самых запутанных ситуаций. Значит, решено – мне следовало прямо сейчас отправиться в альма матер и выложить все карты на стол перед своим непосредственным начальником. Даже если он просто рассмеется мне в лицо, это уже не ранит меня сильнее, чем предательство Тельмы.

Станция надземки располагалась в двух шагах от набережной. На ближайшем перекрестке мне показалось, что постовой уставился прямо на меня, словно желая прожечь взглядом насквозь, и невероятный ужас, какого я раньше и вообразить не мог, поймал меня в свои удушливые тенета. Я шел, стараясь не смотреть по сторонам, свято уверенный в том, что полицай преследует меня по пятам, и лишь свернув в тесную аллею позволил себе оглянуться и убедиться, что никакой погони на самом деле нет. Судя по всему, я превращался в параноика. Оно и неудивительно, наверняка ведь человеческая нервная система куда слабее вампирской. Очевидно, впереди меня ожидало еще немало крайне неприятных сюрпризов.

Влившись в мокнувшую на перроне толпу, я дождался надземки и вошел в предпоследний вагон, оказавшийся совершенно пустым. По закону, конечно, мне следовало ехать в последнем вагоне, предназначенном специально для людей. В нем не было ни сидений, ни окон. Люди имели право путешествовать лишь подобным образом, как скот, коим они, безусловно, и являлись в глазах высшей расы. Лишь сейчас впервые за всю свою жизнь я осознал вопиющую несправедливость этого факта. Выходит, раньше и я, подобно всем остальным вампирам, был эгоистичным подонком с непомерно