Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сюжет «пьесы» был простым: одна семейка сватается к другой. Потом смотрины, долгий торг за невесту. Выкуп, калым. Девичник, мальчишник. Получилось достаточно уморительно! Во всяком случае, вся камера – и актеры, и зрители – так и покатывались от хохота. У Кармы вполне себе вышло всех отвлечь и развлечь. А Лера потом еще несколько дней ходила с усами и бородой, так как маркер-то оказался перманентным! Девчонки, глядя на нее, хватались за бока, а дежура на проверке боязливо косились – мол, что за хрень? – но помалкивали.
И вот теперь это видео со свадьбой оказалось в руках непонятно кого. А мы полностью «обесточены». И что теперь делать? Это же тупик!
Однако Карма придумала, что делать. Тем же вечером она залезла на окно в нашем углу и стала перекрикиваться с соседней 106-й камерой. У нее там сидела соплеменница, и она несколько раз даже получала оттуда гостинцы. По «дороге».
Карма поговорила с ней на украинском цыганском, и единственное, что я поняла – это слово «телефон».
И на следующий день примерно после обеда Карму вызывает «на голос» 106-я. Она своими руками устанавливает «дорогу» и вытягивает по ней небольшой сверток. Затем убегает в свой угол. Мы понимаем, что в камере появился телефон. Ура!
И действительно, примерно через полчаса к нам с Вячеславной подходит Ракият:
– Подойдите ко мне – по очереди. Я вас «пропущу». У нас есть пятнадцать минут, а потом трубку нужно будет вернуть обратно в 106-ю…
Получив на пару минут вожделенную трубку, я быстренько набрала своим и сообщила о произошедшем. Предупредила, что старые номера уже не действительны и что я выйду на связь, когда смогу…
Ох! Спасибо хоть за это! И я тут же вспомнила слова, сказанные когда-то Маришкой – что, мол, напрасно я отказалась рисовать портрет Кармы. Вот, думаю, как затейливо складываются человеческие отношения в тюрьме. Сегодня – враг, завтра – лучший друг и спаситель. Но как же принципы? Честность, верность, преданность? Их вообще, что ли не должно быть? То были вопросы без ответов…
К счастью, беструбочная ситуация в камере продлилась недолго. Сначала новую трубку получила Карма. От наших сотрудников. Да, вот так просто вышла в коридор, а вернулась с телефоном. Затем и остальные намутили себе телефоны. Но это было далеко не то прежнее телефонное раздолье! Дальше в лучшем случае получалось иметь максимум три-четыре телефона на всю камеру. Все каналы поставок почти полностью перекрыли, а отшманывать сотрудники не переставали.
И когда Карма покинула камеру – уехала обратно на зону – ситуацию это уже не очень и спасало. Но тем не менее, когда входная дверь за Кармой окончательно захлопнулась, почти все выдохнули с облегчением: типа, наконец-то!
Опять… цыганка
Но, о злая ирония! Проходит буквально несколько дней после ухода Кармы, и к нам заводят… еще одну цыганку! Правда не новенькую и не из колонии. А из соседней камеры. Вячеславна, когда увидела ее на пороге, просто рассвирепела:
– Да они издеваются, что ли? Сколько можно нам все самое «говно» сливать!?
– Ну Вячеславна, ну ладно вам…
– Ну а что, Людочка, разве не так? Мы принимаем всех, кого выпихивают из других камер. Как помойка собираем всякий мусор!..
Да, действительно, у 107-й сложилась репутация как архитолерантной, и поэтому к нам в итоге заводили что ни на есть отщепенцев. Всех тех, кого нигде больше не принимали. Или тех, кто не смог ужиться в своих камерах по тем или иным причинам.
Вот и сейчас – мусор не мусор – а завели к нам цыганку Лялю Мусатову. Которая просидела на «шестерке» уже много лет, и раз ее вывели из прежней камеры, значит, причина была существенная. Что за причина – неизвестно. Но я знала эту цыганку уже давно. Шапочно познакомились.
…Как-то меня вызвали в посылочную, в числе прочих заключенных из других камер. Стоим мы в очереди, ждем посылки, я как обычно читаю книгу, и вдруг со мной заговаривает незнакомая женщина:
– Ты из 107-й камеры?
– Да… А вы из какой?
– Из 308-й… Как там ваша цыганка поживает?
– Какая цыганка? У нас их несколько…
– Мамика.
– А… Нормально вроде. Я особо с ней не общаюсь… Что-то передать?
– Передай, чтобы горела в аду!
Я аж в осадок выпала. Вот это поворот! Мне даже расхотелось читать. Смотрю на эту даму уже с любопытством. Ляле, а это была она, хорошо так за пятьдесят на вид. Грузная, помятая. На ключице небольшая выцветшая татуировка – сердечко и буковки. Синяя, выполненная кустарным способом. Ага, думаю, сидела уже… Но она из 308-й, а там – первоходы. Значит тут или по липовому паспорту, или судимость давным-давно погашена. У нее характерная смуглая кожа и глаза ярко-зеленого цвета. По данным внешним признакам я уже давно научилась опознавать цыганскую нацию…
– А еще что-то ей передать? – спрашиваю.
– А еще, что вся ее семья тоже будет страдать. Я доберусь до всех ее поганцев, никто не спрячется! Вот так вот!
– Ясно… А от кого передать?
– От Ляли. Она поймет!..
И, главное, говорит все это она таким дружелюбным, чуть ли не ласковым голосом. Может, шутит?..
Вернулась я в камеру, слегка задумавшись. Я почти не разговаривала с Мамикой. Наши пути пересекались достаточно редко. Да, разок она попросила у меня почитать «Божественную комедию», и это была вполне мирная человеческая коммуникация. В другой раз я как-то звонила по телефону, а она дожидалась окончания моего разговора, чтоб забрать трубку. И вот я пытаюсь дозвониться, не получается. Звоню еще. И тут Мамика вдруг злобно так и с надрывом рявкнет на меня: «Ну ты все наконец!? Заебала!» Я тут же бросила звонить и протянула трубку ей. Так на меня еще никто тут не матерился…
Но вообще моментов, когда Мамика пребывала в хорошем настроении, почти не возникало. И теперь я размышляла: передавать ей это «милое» Лялино послание или нет? Я рассказала об этой встрече Вячеславне. Что она посоветует?
– Ох, я знаю эту Лялю. Та еще пассажирка… Неудивительно, что она так чехвостит Мамику… Они же подельницы! А Мамика их сдала. Лялю и ее дочку. И теперь им грозит от двенадцати лет. А
