Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девчонки со 111-й
Жила у нас камере одна девчонка. Маруся Долгова. Загремела она по тяжелому обвинению – 111-я статья, часть 4-я. Драка, закончившаяся смертью. Долгова и ее дружок сцепились с каким-то гавриком по-пьяни. И ей вменяли, что она засадила тому ботинком по башке. Бедолага и умер! И действительно, глядя на здоровенную, крепко сбитую Долгову, легко можно было поверить, что все так и произошло.
Но на самом деле эта грозная, под сто килограммов девица оказалась очень податливой барышней, легко впадающей в зависимость. Как только в нашей камере появилась Ляля – Долгова тут же прибилась к цыганскому табору. Все просто недоумевали – как? Почему это произошло? Магия или колдовство пущены в дело? Суперцыганский гипноз? Иначе этот нонсенс не объяснить!
Долгова взялась за полное обслуживание цыганского семейства. Стирала, готовила, убиралась, мыла посуду. И ладно если бы Долгова делала это от безысходности, за «подогрев». Многие шли в «служанки» за определенную плату.
Но в том-то и дело, что Маруся не была нуждающейся. Она была из Солнцево, и ее отец, какой-то местный воротила, полностью обеспечивал дочку как передачами, так и обильными заказами из интернет-магазина. Никто не получал столько товаров регулярно. Ее батя, пожалуй, побил все сизошные магазинные рекорды! Плюс Долговой ежедневно лавиной приходили различные готовые блюда и кулинария. Всем этим и кормилась цыганская братия. То есть Долгова одновременно полностью и содержала, и обслуживала цыган! И при этом цыганкой не являлась. Девчонки, наблюдая за происходящим, пробовали ее вразумить: «Марусь, ты моргни, если тебя держат в заложниках!» Но та только отмахивалась. Ее засосало к цыганам безвозвратно.
Как-то Долгова попросила меня нарисовать открытку для маленькой дочки. Я нарисовала, и мы стали говорить о детях. И вдруг смотрю – у нее глаза на мокром месте! Это была невероятно больная для нее тема. Ну впрочем, как и для всех матерей в этой камере. Я поняла, что эта девчонка – с повадками и движениями «Весельчака У», такая же крупная и неловкая – в душе очень чувствительная и ранимая. И цыгане, видимо, каким-то образом понажимали на нужные струны ее души, дали то, в чем она нуждалась: моральную поддержку…
Но как же она умудрилась вляпаться в свою историю?! Долгова утверждала, что она никого не била. Но ее подельник сначала говорил обратное, валя все на нее. Потом опомнился, передумал, стал говорить, что да, Маруся не виновата. А что произошло на самом деле, кто ж его знает?..
Ее уголовное дело немного походило на историю Зои Норкиной, бывшей старшей 106-й камеры. Норкиной тоже было за 30. И ее тоже обвиняли в том, что во время какой-то потасовки она ударила человека, и тот умер. 111-я статья УК РФ, 4-я часть. Когда Норкина только пришла в нашу камеру, она производила достаточно пугающее впечатление. Огромная, накачанная. Бывшая спортсменка, когда-то занимавшаяся тяжелой атлетикой. Большой нос, маленькие бесцветные глазки. Плюс все ее лицо испещрено оспинками. Когда она шла на тебя пружинистой походкой, играя мускулистыми бицепсами, да еще с такой статьей в анамнезе – любой мог бы потерять дар речи!
И поначалу Норкина вела себя достаточно ершисто. Она, видимо, еще находилась под шлейфом того жуткого конфликта в предыдущей камере. И попав к нам, была готова броситься на любого, кто на нее косо посмотрит! Помню, пришла в гости к пенсионерке Луизе, которую только-только поселили на моих нарах. И увидела мои вещевые завалы – на тот момент Маришка их еще не разгребла. Увидела и начала громко возмущаться: «О! Что это такое! Какой же у вас тут бардак! Я бы такого не потерпела!» «Вот командирша! – думаю. – Едва пришла в нашу камеру, а уже лезет не в свои дела…» В общем, поначалу Норкина мне совсем-совсем не понравилась.
Прошло немного времени, и Норкина вдруг удивительным образом преобразилась. Спрятала свои иголки. Оказалась очень милой и доброжелательной девушкой. Открытым и светлым человечком, очень приятным в общении. Все девчонки полюбили Норкину. И оценили. Очень скоро ее назначили «старшей по кухне» – должность достаточно хлопотную и беспокойную. «Старшая по кухне» должна неизменно вставать в шесть утра, следить за чистотой столов и посуды, контролировать выдачу всех завтраков-обедов-ужинов, расставлять наполненные тарелки. Делить и раздавать мясо, сосиски и прочее, что нужно было делить на всех поровну. Следить за выдачей хлеба, нарезать его, смотреть за ножом. Руководить местами на полках, обеспечивать чистоту в холодильниках. То есть фактически с утра до ночи торчать на кухне. Мало кому улыбалось такое времяпровождение!
Но Норкина занималась кухней с неизменным усердием и спокойствием. Она показала себя настоящей трудягой и никогда не отлынивала от своих обязанностей. Более того, придумала даже делать из лишнего общаковского хлеба сухарики. С маслом, солью и перцем. И все, кто хотел, мог ими угощаться. Тогда как раньше лишний хлеб всегда выбрасывался.
В течение нескольких месяцев, пока Норкина жила в нашей камере, пока шли следствие и суды, она изменилась и внешне. Сильно похудела. Сдулись и исчезли все ее бицепсы, трицепсы, квадры. Бычья шея вдруг вытянулась. С объемами ушла маскулинность, и Норкина вдруг предстала хрупкой, очень симпатичной барышней.
«Да она же – вылитая Хлоя Севиньи!» – подумала я, когда рисовала ее портрет. Так и сказала ей:
– Зоя, ты в курсе, что ты очень похожа на одну из моих самых любимых американских актрис? Она еще является лицом марки «Miu Miu».
Норкина, не привыкшая, видимо, к таким лестным сравнениям, аж зарделась от смущения. И стала еще симпатичнее. К тому времени я уже совсем не замечала оспин на ее лице. И думаю, никто уже не замечал! Вот что значит, хороший человек со светлой душой. Он красив прежде всего изнутри!
И я совершенно не верила, что Норкина была виновна в том, в чем ее обвиняли. Она рассказала, что они отдыхали в парке с друзьями, а неподалеку нашли избитого человека, который умер по дороге в больницу. И во всем обвинили их компанию. Хотя они в глаза не видели этого «потерпевшего».
– А как же отпечатки, ДНК и прочие улики? – спрашиваю.
– Говорят, что нашли следы нашей обуви. Но мы могли пройтись по тому месту и раньше… Мы ж там гуляли. Но, если представить, что это мы сделали – стали бы мы там
