Я во всем виновата - Элизабет Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее я держала телефон в руках и пролистывала ваши фотографии: самая первая – он, завернутый в полотенце, кричит, а ты счастливо улыбаешься; в отпуске – он в желтых плавках сидит у тебя на плечах; несколько фотографий за пару недель до поездки – он топает по листьям в парке и разбрасывает их, а я пытаюсь сделать идеальный осенний снимок.
Я представила себе похожий набор фотографий: ты с нашей дочерью на руках, уже понимающий, как с ней обращаться; она в купальнике с оборками и с надувным кругом на поясе, ты улыбаешься у нее за спиной; двое наших детей, вместе закопавшиеся в листья, их улыбки перед камерой. Я выбросила эти образы из головы.
Мечты о жизни жестоки.
Это как туча, которая висит у меня над головой и отбрасывает тень на все вокруг. Как застрявшая в голове мелодия, которую невозможно заглушить. Это секрет, потому что нельзя говорить другим людям, что ты мечтаешь о чем-то, что другие считают само собой разумеющимся. Для меня первый раз был именно таким. Этот образ – двое наших детей рядом – часто возникает у меня в голове, а потом тает, как снег на дороге.
Я понимаю, почему ты тоже когда-то этого хотел. За последние несколько недель я видела твоих братьев чаще, чем за предыдущие семь лет. Они все больше мне нравятся и все больше не нравятся.
Тим – всегда старший, всегда первый – оказался неожиданно прямолинейным. Сначала он пришел забрать твои вещи, грустно улыбался, роясь в документах в твоем кабинете, и звонил от твоего имени. Общение с Уиллом и Сэмом сводилось к эсэмэскам и случайным визитам.
Когда мы впервые заговорили о детях, я надеялась, что наша семья будет похожа на твою – упрямую, нежную и честную, – а не на мою. Но в последнее время мы гораздо ближе к полному краху.
* * *
Я то погружалась в сон, то просыпалась. Мне снилась разбитая посуда, осколки, режущие ноги; зубы, выпадающие на ладонь; крики сына где-то в доме, где я никак не могу найти его. Наконец я проснулась от лучей розового солнца, красящего кремовые стены спальни. Было уже довольно поздно. Я накинула халат на плечи и надела толстые носки. Потрогала радиатор: холодный.
Я открыла дверь в коридор и что-то задела ногой, как будто уголок коврика задрался. Я наклонилась его поправить и увидела сложенный листок. Я развернула его и прищурилась, чтобы прочитать тонкие линии – буквы только заглавные, с наклоном, поперек красной линовки на странице.
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА
Я попыталась сглотнуть, но язык как будто приклеился к нёбу. Лежала ли записка под ковриком? Под дверью? Кто мог ее написать?
Лидия? Нет.
Эмбер? Нет.
Это не имело смысла.
Но кто тогда?
Не только мы могли попасть в коттедж.
У Чарли был ключ. У Марианны тоже.
Марианна была там в ту ужасную ночь, это она спасла меня. Я помню, как я кричала, паниковала, говорила ей, что это моя вина, моя ошибка.
Чарли.
Я могла представить его в разных видах: милый мальчик на пляже, растрепанный парень в офисе и красивый мужчина, который пришел починить бойлер, чувствуя себя в нашем коттедже как дома. Не исключено, что он поднялся по лестнице и сунул записку под коврик. Но что он мог знать?
Я все еще верила, что он совершенно невиновен.
Я не осознавала, какую роль он сыграл в нашей истории.
Я услышала, как включился душ, и спустилась вниз. Села за кухонный стол и положила записку перед собой, рядом с солонкой и перечницей в форме котят, которые стояли там уже несколько десятилетий. Снаружи зашумела машина, и я поспешила к двери.
Белый фургон с надписью «МОБИЛЬНЫЙ РЕМОНТ ПИТА» припарковался рядом с перелазом. Ко мне подошел мужчина в темно-синем комбинезоне и ботинках со стальными носками.
– Лидия?
– Я ее сестра.
– Я из-за машины. Это которая на дороге стоит, да?
Я кивнула.
– Думаю, беда в шине. У вас есть ключи?
Я покачала головой, не в силах перестать думать о записке.
Он встал на крыльце и покрутил головой.
– Сейчас попробую найти.
Не закрывая дверь, я обыскала карманы пальто сестры и ее сумочку, которая все еще висела на перилах. Посмотрела на кухне и подняла все подушки. Потом пошла в ее спальню. Я слышала, как механик насвистывает, и чувствовала запах сигаретного дыма, потянувшийся по лестнице. Я проверила все тумбочки и заглянула под кровать, где увидела чемодан, так и не открытый. Я постучала в дверь ванной, но из-за шума воды она меня не услышала.
Я спустилась вниз.
– Извините, – сказала я. – Вы зря приехали. Не могу найти ключи.
– Она сказала, что это срочно. Да еще и в воскресенье. Наверняка…
– Сколько она должна? – спросила я, вытаскивая кошелек из сумки.
– Восемьдесят.
Я подняла брови. У меня были наличные.
– Вы приедете еще раз? – спросила я.
– Скажите, чтобы она мне позвонила. – Он схватил деньги.
В конце концов появилась сестра, одетая в толстые черные легинсы и нелепый шерстяной джемпер до середины бедра.
– Доброе утро, – сказала она.
– Доброе.
– Нам нужно обсудить вчерашний вечер, но сначала дай мне выпить кофе.
Лидия поставила чайник и насыпала в кружку растворимого кофе.
– Что это?
Она села рядом со мной и взяла записку. Прочитала, приподняла бровь, нахмурилась и нервно поправила волосы.
– Что это? – повторила она и перевернула записку, как будто ища почтовый штемпель или адрес отправителя.
– Не знаю.
– А кто знает?
– Она лежала у моей двери.
Сестра наклонила голову набок.
– В твоей комнате?
– Снаружи.
– И откуда она взялась?
– Чарли. Наверное.
– Чарли?
– Думаю, да.
Она покачала головой, сначала медленно, потом резче.
– Почему ты так думаешь?
– Он был в коттедже вчера днем, между прочим. Так что вполне мог подняться и оставить мне записку. Ничего странного.
И тут меня осенило.
Я обнаружила записку прямо у двери моей спальни, но ведь на самом деле это была не моя спальня. Я спала в комнате, которую мы делили в детстве, самой большой комнате в передней части дома. Записку нашла я, но он мог оставить ее для любой из нас.
