Я во всем виновата - Элизабет Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидия начала истерически рыдать, царапая себе лицо.
– Это мы виноваты, – выла она.
Женщина-полицейский наклонилась и обняла ее:
– Успокойся, милая. Хочешь теплого молока?
– Нет, – сказала Лидия, – нет. Мне нужно… Я должна объяснить… Это я…
Женщина взяла ее за локоть и повела в дом. Я побежала к «скорой помощи».
Пейдж сидела на краю каталки, свесив ноги с бортика. Лицо у нее было все в красных пятнах, грязное, в слезах, но она улыбалась. Я запрыгнула внутрь и прижала ее к себе, почти насильно. Эмбер вскочила за мной, оттолкнула меня и заняла мое место. Пейдж заизвивалась.
– Пустите, мне же больно!
– Ты цела! – сказала Эмбер.
Пейдж кивнула.
– Папа уже приехал? – спросила она.
Лицо Эмбер омрачилось.
– Что случилось? – спросила я.
Еще много месяцев я не могла понять, что произошло, и еще много лет не могла полностью осознать это, но странное ощущение в руках и ногах было предвестником чувства вины. Это я устала от тесноты и настояла на том, чтобы расширить географию игры. Это я не нашла ее. Конечно, позже, когда я совершила более серьезные преступления, все стало еще хуже, но именно в этот момент зародилось чувство, которое будет преследовать меня десятилетиями.
– Я спряталась и не могла выйти, – сказала Пейдж.
– Почему ты ушла так далеко? – спросила я.
Она пожала плечами.
– Это из-за… – начала я.
– Перестань, – велела Эмбер и очень внимательно посмотрела на многочисленных взрослых вокруг нас.
Но ответ был очевиден.
Пейдж оказалась в пещере из-за испытаний – игры, которую начала я, которая с самого начала была неприятной и с тех пор стала еще хуже.
– Идите домой, – сказала мама, стоявшая у машины. – Пожалуйста.
– Я хочу поехать! – возразила Эмбер.
– Никто никуда не едет, – сказала тетя Мардж. – Мы тоже сейчас вернемся в дом.
Пейдж снова улыбнулась, на этот раз немного теплее, и кивнула, как бы говоря, что все в порядке, – но что-то все еще казалось неправильным.
Когда мы подошли к коттеджу, Чарли стоял на крыльце. Я не видела его раньше, но решила, что он присоединился к поисковой группе или это сделали его родители. Когда свет с крыльца упал на его лицо и я разглядела тень на подбородке, ярко-голубые глаза, меня как будто ударило. Свободные шорты, низко сидящие на бедрах, сине-черные кроссовки с развязанными шнурками… Я хотела, чтобы он повернулся ко мне, раскрыл объятия и прижал к груди.
Лидия стояла в дверях коттеджа, из которого исходило теплое сияние, и судорожно жестикулировала. Чарли наклонился к ней и время от времени кивал. Затем он выпрямился и покачал головой. Она воздела руки, потом спрятала лицо в ладонях. Он положил руку ей плечо.
Я сказала себе, что это ничего не значит.
Прислушалась к внезапному спазму в желудке и отмахнулась от него.
Я думала о свете фонаря на крыльце, о шортах, висящих на бедрах, и о точеных икрах.
Когда мы подошли, они отодвинулись друг от друга. В дверях появилась женщина-полицейский с дымящейся кружкой в руке. Он быстро обхватил ее ладони своими, а затем отвернулся, кивнул нам и исчез в толпе.
Но их шепот остался в моей памяти на всю ночь. Я снова и снова видела это прикосновение.
Теперь я знаю, что означал тот шепот: это была договоренность о тайне. Я знаю и то, что в момент прикосновения он передал ей браслет – знак, скрепляющий их договор.
Глава 25
Доброжелательная женщина в форме проводила нас в коттедж. Она встала в прихожей, чтобы снять мокрый плащ и вытереть обувь о коврик. При этом она улыбнулась и приподняла брови, как бы говоря: «Ну и погодка!» Она спросила, не нужно ли нам чего-нибудь еще, например перекусить перед сном или взять с собой в спальню воды. Мы трое одновременно замотали головой.
– Я могу подняться наверх с вами, – предложила она и поставила ногу на нижнюю ступеньку.
Мы снова замотали головой.
– Тогда идите спать, а я посижу здесь. – Она кивнула в сторону гостиной.
– Мы будем купаться перед сном? – спросила Лидия, когда мы дошли до лестничной площадки.
– Не дури, – сказала Эмбер, – уже слишком поздно.
Я поняла и вопрос – мы всегда принимали душ перед сном, и ответ – потому что день был не такой, как всегда. Мы переоделись в пижамы, почистили зубы в ванной и встали у окна спальни. Мы видели, что происходило в машине скорой помощи. Пейдж все еще сидела на носилках, болтая ногами, на ее плечи было накинуто одеяло. Тетя Мардж обнимала дочь и разговаривала с полицейским, который что-то быстро записывал в маленький белый блокнот.
– Ну и натворили мы дел, – сказала Лидия, – нас накажут.
– Но с ней же все хорошо, – возразила Эмбер.
Мы услышали шаги на скрипучей лестнице и бросились по кроватям.
– Девочки?
Это была мама.
– Вы там?
Она открыла дверь и заглянула внутрь. И увидела трех маленьких девочек, мирно лежащих в кроватках – с открытыми глазами, но совершенно спокойно.
– Прекрасно.
Мама сняла плащ, но волосы у нее были мокрые, а с ресниц стекала черными полосами тушь. Она подошла, постояла между двумя кроватями и села на пустую.
– Я немножко испугалась.
Она почесала щеку. Потерла лицо руками. Она не хотела рассказывать нам, насколько сильно испугалась, – и, честно говоря, пока я сама не стала матерью, это все равно ничего бы для меня не значило, – и при этом она знала, что ее задача как родителя и взрослого – успокоить и уложить нас спать.
– Надеюсь, вы не очень… – она помолчала, – расстроились. Все будет хорошо, обещаю. Пейдж нормально себя чувствует. Она смеется, и врачи просто молодцы. Она согрелась и скоро будет дома. Вам нечего бояться. Ладно? Но, – она широко улыбнулась, блеснув зубами в тусклом свете ночника, – уже очень, очень поздно, и мне нужно, чтобы вы все хорошо выспались. Утром все снова будет нормально, как всегда.
Я задумалась о слове «нормально». Оно эхом отзывалось у меня в голове.
Что такое нормальность?
В моем сарайчике в дальнем углу сада – домашней студии – у меня есть холст. Я не рисую на нем регулярно, только когда застряну на чем-то, устану или пробую новую палитру. Он занимает почти целую стену, и всякий раз, когда я заканчиваю работу над ним, я снова грунтую его белым или кремовым, а однажды загрунтовала насыщенным темно-синим.
