Я во всем виновата - Элизабет Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я представила тень своей тети на подъездной дорожке. Рыдающую тень в фиолетовом халате. Я не знала, что она куда-то ходила. Я не могла представить, что под тем фланелевым халатом на ней было только откровенное нижнее белье.
– Колин смотрел новости, – продолжила Марианна. – Как будто ее там и не было. «Я не знал, что делать, – сказал он. – Я ждал тебя». Мы не могли отправить ее домой в таком состоянии, поэтому уложили спать в комнате моего старшего сына. Он тогда учился в университете и устроился там на лето барменом, чтобы заработать побольше денег. Мы планировали разбудить твою тетю рано утром, чтобы она могла уйти домой и никто ничего не узнал.
– Я не… я не подозревала.
Я считала тетю веселой и интересной. Мне нравилось, что она такая беззаботная и легкомысленная. Я хотела быть такой же, как она: курить и пить, запивать таблетки вином, одеваться ярко, сочетая несочетаемые узоры. Мне казалось, что ей живется очень легко и непринужденно.
Воскрешая ее в своем воображении, я чувствовала, как этот образ рушится.
Она часто страдала от похмелья. Часто речь ее становилась невнятной. Иногда она забивалась в угол дивана так, что казалась почти невидимой. Я вспомнила, как о ней говорили отец и дядя: всегда пренебрежительно, свысока. Вспомнила, как ее муж высмеивал ее писательские амбиции и даже не допускал, что она когда-нибудь закончит книгу.
– Я забрала ее ключ, – сказала Марианна. – Нашла у нее в кармане. Я не хотела, чтобы она проснулась и вернулась домой посреди ночи, все еще пьяная. Я должна его вернуть. – Она взглянула на свою дверь. – Попозже занесу, – решила она.
– Вы о нас заботились, – пробормотала я, чувствуя, как постепенно промокают ноги в тапочках.
– Вы мне нравились, – произнесла она. – У меня тогда было два мальчика. Мне нравилось смотреть, как вы, девочки, бегаете по саду, плещетесь в волнах. Мне нравилось, что вы рядом. Я знаю, что вы… Я хотела связаться с вами. Я не знала как, но хотела сказать вам – еще тогда, – что вы ни в чем не виноваты.
Глава 27
Пейдж продолжала кричать.
Звук заполнял всю комнату, водопадом обрушивался с потолка и затапливал все вокруг.
Лидия скорчилась на краю кровати, вцепившись в простыню, и снова заплакала. Эмбер стояла у двери, все еще держа палец на выключателе. Нижняя губа у нее дрожала. Я тоже почувствовала, как рыдания поднимаются в горле, потому что очень боялась, что этот крик никогда не закончится.
Помнишь первые месяцы после рождения нашего сына? Мы передавали друг другу плачущего ребенка часами, до утра. Я периодически выходила из спальни, чтобы принести воды, а на самом деле просто хотела оказаться где-то в другом месте. Но плач младенца всегда преследовал меня. Я слышала его вопли через потолок; стеклянная люстра вибрировала от высоты его крика. Я помню, как вернулась в спальню, а ты ходил вокруг кровати, в трех шагах от наших прикроватных тумбочек, прижимая сына к груди. Я помню твои дикие глаза и то, как ты дрожал, отдавая его мне.
– Это невыносимо, – сказал ты.
– Невероятно? – переспросила я.
Я едва слышала тебя, пришлось читать по губам.
– Невыносимо! – крикнул ты. – Я не могу больше…
Ты пожал плечами. Как будто пытался… повесить зеркало и, испугавшись всех этих саморезов, проводов и уровня, решил все-таки вызвать мастера. Ты спустился на первый этаж прямо в пижаме, достал из шкафа ботинки, накинул на плечи пальто и, пока я стояла на верху лестницы с плачущим малышом на руках, ушел.
Тебя не было минут десять, максимум пятнадцать. Ты вернулся с коробкой сухого молока, пачкой из шестидесяти подгузников и тремя упаковками конфет, которые помогли нам пережить ночь. Но что случилось в те десять минут, когда я оставалась наедине с криками? Я поверила, что этот звук останется со мной навсегда – не просто будет отдаваться эхом в ушах, а будет по-настоящему звучать вокруг до моих последних дней.
Я чувствовала то же самое и в нашей детской спальне. Я думала, что ее крик не прекратится никогда.
Тетя ударила по подушке – раз, два раза, три. Совсем тихий звук, который мягкая подушка почти погасила. Тете это не помогло, и она грохнула кулаком по раме кровати.
Наверное, она пыталась заставить нас замолчать, но мы ее даже не услышали. Меня не удивила ее беспомощность – она всегда была ненадежной и безответственной, – но это усугубило мою панику. Я невероятно обрадовалась, когда в комнату вбежала моя умная, рациональная мама. Страх мгновенно улетучился, как будто я стянула колючий свитер. Я поняла, что все будет хорошо.
Она остановилась и посмотрела на нас по очереди:
– Что здесь…
Мама казалась очень усталой и грустной, но явно не боялась. Она подошла к нижней койке и отодвинула тетю в сторону.
– Пейдж, – прошептала она так спокойно и тихо, что мы ее еле услышали. – Пейдж… Она же спит. – Мама повернулась к нам. – Она так и не проснулась.
– Но глаза… – начала тетя.
Мама осторожно потянула мою кузину вперед. Подняла ее, усадив на край, положила руки ей на плечи и как следует встряхнула.
Пейдж продолжала кричать.
Мама трясла ее все сильнее и сильнее.
– Пейдж! – сказала она погромче. Вздохнула. – Ну ладно.
Это произошло слишком быстро, так быстро, что никто из нас не успел вмешаться. Но в то же время все случилось медленно, как в кинематографе, где каждый кадр – на самом деле отдельная неподвижная картинка.
Мама подняла руку, замахиваясь, и ударила мою кузину по щеке. Голова Пейдж мотнулась в сторону. Пейдж замолчала. Заморгала. Подняла руку и потрогала лицо.
– Они заставили меня это сделать, – прошептала она хрипло. – Это все они.
Эмбер покачала головой. Лидия закрыла рот руками.
Пейдж протерла глаза. Они были грустные и мокрые, но кузина снова стала собой. Она схватила тряпичную куклу и прижала ее к груди.
– Что случилось?
– Тебе приснился кошмар, – пояснила мама. – Просто кошмар.
Пейдж кивнула и начала дрожать.
Ее мать медленно накрыла ее одеялом.
– Вот так. Так тебе будет уютнее, хорошо?
Мы не поняли, что произошло: помешали адреналин, шок и желание спать. Мы не собирались обсуждать происшедшее, а хотели забраться в постель и в одиночку бороться с безумием.
Я не могла заснуть.
Я страшно
