Фуга - Елена Владимировна Ядренцева

застилало веер старых возможных вариантов и становилось единственным неоспоримым. Будущему не стоит быть линейным. Тогда это не тропка, а поток, и он несет тебя, чтобы швырнуть на прибрежную гальку. Привычно заныли виски, как всегда после озарений, и Роуз налила чай и себе тоже. Сладкий-сладкий крепкий черный чай. Под глазами, наверное, синяки.

— Скажите, — начал мастер осторожно, так осторожно, что мороз по коже, — а где у вас хранится остальное? Я имею в виду другие записи моего отца, если они есть, а я думаю, что есть. Мне кажется, вам стоило бы ознакомиться с ними несколько раньше, если я все верно понял. И мне стоило. Какое вообще право вы имели их утаить?

— Я не имел.

— А раз не имели, то какого…

Рысь улыбнулся так широко, что, кажется, еще немного — и щеки треснули бы. И сухие губы.

— А вот такого же, — сказал, откинув голову, и солнце светило ему на лоб, на щеки, — такого же, такого ровно хрена, как и вы до последнего сюда не ехали. Как ты не ехал, братик.

— Повторите?

— Мастер, — вмешалась Роуз, — мастер, мастер, мы сейчас позволим Щепке вспомнить прошлое. Ваше влияние потом нейтрализует опасные последствия. Пойдемте.

И мастер поднялся — медленно-медленно, как будто поднимал что-то тяжелое.

Джо выглянула из мансарды и обнаружила, что у двери сидит Я Вам Клянусь, в полосатой рубашке почему-то. Поднял глаза:

— А, это ты, ну вот и хорошо.

— Мне сейчас очень надо знать, где Рысь.

— О, где он — это пройденный этап, а вот чем занят…

В рюкзаке что-то грохотало, Джо и сама нарочно топала, спускаясь с вечно безлюдного третьего на привычный второй этаж, и ее даже не тянуло огрызаться. Рысь что-нибудь придумает. Или окажется, что Яблоко пошутил и никто никого не ест. И вольно было ей продрыхнуть сутки…

А на втором этаже они с Я Вам Клянусь угодили прямехонько в толпу. Всюду толкались люди, разодетые по-праздничному, делили бутерброды с колбасой и сыром — откуда столько? — и говорили, говорили, говорили. Джо тоже кто-то сунул бутерброд, она жевала его и высматривала Рысь и Яблоко тоже — на всякий случай, но вокруг были красные, желтые, синие платья, брюки, рубашки, редко — майки с надписями, будто Приют вдруг нарядили, встряхнули, выбили ковры, вытерли повсюду пыль и даже, сила упаси, вымыли окна. Джо щурилась на знакомые лица… Походка нынче у людей была другая. Что за история? Она поймала за рукав Я Вам Клянусь, они шагали через опьяненную толпу, потому что стоять не получилось бы, и Я Вам Клянусь объяснял вполголоса:

— Ну тут такая штука в общем-то творится: к нам пришел мастер, мы стремимся быть приличными, а мастер возьми и запрись на кухне и прихвати с собой Рысь и Роуз. То есть прихватил он только Рысь, конечно, ну а Роуз сама с ними пошла. Теперь мы все восхищены, возбуждены, строим догадки одна другой хлеще и спешно поглощаем бутерброды, пока суровый Рысь нам не напомнил, что колбаса и сыр — на крайний случай, угостить мастера, а не самим жрать почем зря. Крайний, не крайний, господи ты боже, хочешь еще один, я знаю где? Ну вот, они на кухне, время бежит, мы уже даже все отлипли от двери, поскольку из-за нее так и так не слышно. Кое-кто думает, они общаются там письменно…

Все было не так из-за этих мытых стекол, будто свершалось что-то очень-очень важное, но что именно — Джо не понимала. В такой день нужно двигаться на ощупь, прислушиваться, отступать и снова пробовать. Это поэтому все были веселы, как будто с чем-то друг друга поздравляли и даже не задумывались с чем. Это поэтому вещи смотрелись новыми и смех звучал не вопреки, а просто так. Это мастер так действует? Да ладно? Но тогда почему Рысь его не любит…

Она шла и вертела головой, высматривала сама не знала что. Кто-то сунул ей пряник-колокольню, гладкий и твердый, непохожий на съедобный, и, пока Джо, ругаясь, отгрызала крышу, рядом что-то менялось, что-то двигалось, словно ручьи весной меняли русла и вода в них вдруг начинала течь быстрее.

А потом из кухни вышел мастер и деревянными шагами направился к лестнице. Шел — будто дверь захлопывал, мол, всё, отстаньте, и Джо почувствовала себя виноватой, а в чем — сама не знала. Вот еще. Окликнула, сама не зная зачем:

— Мастер!..

Он остановился и уставился на нее как-то по-новому, Джо даже попятилась. Черные-черные глаза. Шум вокруг стих; все смотрели на них, и все молчали.

— Щепка, — сказал мастер, и Джо вновь сделала шаг назад, — Щепка, скажите мне, пожалуйста, вам есть куда пойти?

— В смысле — пойти?

— В смысле — деться отсюда. Из Приюта.

— Почему я должна куда-то деться?..

— Потому, что находиться здесь для вас небезопасно, очевидно.

— А, вы про Яблоко? Нет, все равно некуда, в том же и смысл Приюта, что кроме него… — Джо развела руками. Да в конце концов, какая ему разница? Он появился в ее жизни, ну, три дня назад.

— Отлично, — сказал мастер, — превосходно.

Тем временем из кухни вышел Рысь, тоже осунувшийся, будто пару дней не спал, — может, вот так, с синяками, это как раз и есть его обычный вид и все это время она попросту не замечала? — и с ним Роуз. Рысь обнимал ее за плечи.

Вокруг него словно сами собой сгустились старшие. Девушки в неброских носких платьях, скупые на слова, спокойные, и парни в праздничных еще одеждах, и среди них Я Вам Клянусь, жующий бутерброд.

Девушки в ярком — ни одна из них сегодня не осмелилась побежать за мастером, даже воздушный поцелуй никто не послал, — все смотрели на Рысь. И младшие тоже.

Раньше Джо думала, что ненавидит шум, но тишина, оказывается, тоже может мучить.

— Мастер, — спросила хриплым голосом, — вы что, обиделись?

— Нет, — сказал Рысь, — нет, мастер не обиделся. Он сейчас с нами в зал пойдет, посмотрит, как мы играем. Правда, мастер?

— Конечно, — ответил мастер, — разумеется.

И старшие смотрели на него, а он на младших, младшие ежились, и тогда-то Рысь вздохнул и негромко, по-особому сказал:

— Мы идем в зал. Как будто сейчас вечер. А ну-ка, раз-два-три, все хорошо!

И все пошли: впереди мастер, за ним остальные. Старшие рядом с Рысью, о чем-то разговаривая вполголоса, хмурясь, мотая головами, оглядываясь. Младшие — вслед за старшими, лишь бы кого-нибудь дернуть за рукав, мол, что такое? Что теперь? Что это было? Несколько девушек отстали от своих, утешали младших, обнимали за плечи. Потом и Рысь отвлекся на кого-то — не то чтобы Джо специально наблюдала, но в толпе проще выбрать одного и на него смотреть. На Рысь — удобно. Он убалтывал Леди (ее Джо знала). И только думала, почему он с ними так носится? Он и другие старшие. Ну да, бывает — испугалась чужой злости и спряталась в себя. Джо тоже пряталась — от шуток, смеха, музыки, но Рыси-то какое дело? Почему он?.. Если б не Рысь, она просиживала бы вечера в углу, обняв коленки, и дожидалась бы сна, и сон приходил бы, а Рысь тормошил: мол, пошли, пошли, так у нас принято, давай, я не отстану, да посмотри мне в глаза, правда, посмотри, Щепка, да ты так вообще утонешь. Ну и ладно.

Она шаталась по осеннему Приюту, ежилась, поправляла сползающую с плеч куртку и не знала, чего ей не хватает. И ладно если бы она была из слабаков, но нет: она не всхлипывала в зале по ночам, не жалась к стенке, глядя мокрыми глазами, не запиралась в душевой кабинке, не объявляла, что уйдет назад (куда?). Ее не нужно прижимать к груди, гладить по голове… все эти сопли. Она не как бесчисленные девочки, которые ластятся к Роуз, если та вдруг ночует в общем зале, и спрашивают:

— Можно я к тебе?

Или еще лучше:

— Роуз, Роуз, ты спишь?

А Роуз, как бы сильно ни устала, какой бы грустной ни казалась вечером, всегда шепчет в ответ:

— Нет, нет, не сплю, что ты хочешь, скажи?

И тут, конечно, девочкам раздолье.

— А