Дом в степи - Сакен Жунусов

Приподняв сиденье, Дерягин долго рылся в каком- то хламе и наконец достал топор. Опуская сиденье обратно, он задержался, задумался, потом, будто решившись, коротко и остро взглянул на замершего помощника,- впервые глянул прямо в глаза.

- Вот что, друг,- проговорил он трезво и жестко,- последний раз предупреждаю. Слышишь? Не встревай между нами, как человека прошу. Тамарка жена мне, и если что, не сносить тебе башки. Понял?

И, не дожидаясь, что скажет затаившийся Халил, спрыгнул на землю, резко захлопнул за собой дверцу.

Дерягин ушел, затихли в шуме дождя чавкающие по грязи шаги. Халил прижался лицом к запотевшему стеклу, всматриваясь в черноту ночи. Куда это он

направился, что задумал? Но разглядеть что-либо в кромешной тьме было невозможно. Лишь лил, не переставая, дождь, надоедливо барабаня по крыше кабины.

Отсутствие шофера стало беспокоить Халила. Через некоторое время он вылез наружу, опять прислушался, осматриваясь, затем, согнувшись под дождем, обошел вокруг машины. Никого. Вода затопила разбитую колею, и колес машины почти не видно.

- Василий!..- крикнул Халил в шумящую темноту и прислушался, отворачивая от дождя лицо. Он позвал еще раз и еще, чувствуя, что слабый его крик тонет в потоках дождя. Темно кругом, жутко, неуютно. Халил снова полез в кабину.

Дерягин не появлялся, словно пропал в ночи, и Халил, устав ждать и согревшись в теплой кабине, стал незаметно засыпать. Из головы не выходило зловещее предупреждение Дерягина, но больше всего мучило, что Тамара не была с ним откровенна. «Почему же она сразу не сказала, что жена ему?- раздумывал Халил.- Обманывала?..»

Заснул ли он, задремал,- Халил не помнил. Время текло мучительно медленно. Ненастной этой ночи, казалось, не будет конца. Мало-помалу пошел на убыль дождь, в степи устанавливалась чуткая, никем не тревожимая тишина глухой полночной поры. Дерягин так и не появлялся. Но вот до слуха Халила донесся отдаленный неясный стук. Сначала он не обратил на него никакого внимания, но стук не умолкал, будто добираясь до сознания, и сбросивший оцепение Халил заинтересованно высунулся из кабины. Дождь прекратился, в степи было влажно и темно, и теперь, даже не напрягая слуха, можно было отчетливо разобрать, что кто-то сильно и часто бьет топором по дереву. «Так, значит, вот он где»,- в первое мгновение подумал о Дерягине Халил, но потом, заинтересовавшись, что же может рубить человек в совершенно безлесной

степи, неожиданно подскочил от обжигающей догадки: «Березу!», и он окончательно проснулся.

Да, топор Дерягина крушил какое-то дерево, но Халил теперь прекрасно знал, что за дерево нашел в степи шофер,- вскочив из кабины, он побежал на стук, крича во все горло:

- Ва-ся!.. Василий! Не надо!

И бежал, бежал, что было сил, стараясь успеть и помешать, не дать произойти непоправимому несчастью.

Древнюю одинокую березу, сохранившуюся в этих местах с незапамятных времен, знали и почитали в округе как святыню. Еще ребенком Халил слышал суровые рассказы стариков, предупреждавших, что если тронуть священное дерево ножом, то брызнет кровь, и кровь эта падет на совесть и душу отступника, накажет его самого и всех его родственников, что местные жители пуще собственного глаза берегли одинокое, гордо вознесшееся в степи дерево.

Всякий раз, проезжая мимо, Халил издали подолгу любовался кроной березы, шумящей на вольном ветру, и в памяти его, в душе почему-то постоянно вставал печальный образ старшего брата, вот так же одиноко, как и это дерево, заблудившегося в степи и нашедшего здесь свою могилу. Может быть, оттого, что образ несчастного брата постоянно рождал в его сердце печальную и острую боль невозвратимой утраты, одинокое дерево в бескрайней степи становилось ему существом близким, как бы связанным с ним незримыми нитями родства. И, может быть, как раз сиротливое одиночество березы навевало грустные воспоминания о человеке, которого он так любил и неожиданно лишился...

Вот почему, скользя и спотыкаясь, он спешил изо всех сил, будто слышал из темноты ночи не просто стук топора, а крик близкого, родного существа о помощи. Дерево звало его, оно просило заступничества, и Халил бежал на этот крик боли и отчаяния.

Стук топора становился все громче, и скоро задыхающийся Халил различил в темноте величественную крону священного дерева и неясную фигуру человека, возившегося у его подножья.

Дерягин, сильно взмахивая топором, остервенело крушил у корней ствол. Новенький топор хищно впивался в сочную древесину, отбрасывая мелкие влажные щепки. Входя в азарт, Дерягин все глубже вгонял лезвие топора в открывающуюся рану. Он работал со злостью, с яростью, словно вымещая все обиды, накопленные за долгий и несчастливый для него сегодняшний день. С той встречи, когда Тамара, издевательски захлопнув дверцу, полезла к этому мальчишке в кузов, Дерягин искал лишь повода, чтобы дать вылиться гневу. Но Халил молчал и лишь посматривал на него виноватыми глазами, а Дерягину, чтобы взорваться, необходимо было возражение, неуступчивость, чья-то тоже бунтующая непокорная воля. И вот он схватился с деревом, чувствуя, как ликуют его неизрасходованные силы, как утешается скорой победой надменное запекшееся в злобе сердце.

- Стой! Перестань!..- еле выговорил Халил, подбегая и хватаясь за топорище.

Не ждавший никакой помехи Дерягин сначала опешил, и только потом неутоленный гнев радостно захлестнул его сознание. Сколько раз за сегодняшний день расправлялся он в душе с этим хилым, жидковатым соперником, которого почему-то предпочла Тамара! Но раньше он молчал и не подавал повода, а вот теперь сам, сам поднял на него руку!

Испытывая мстительное наслаждение, Дерягин притянул к себе запыхавшегося помощника и, глядя ему в самые глаза, проговорил, процедил сквозь зубы:

- Н-ну, сопляк! Уж теперь-то...

И кулачище его обрушился на голову ненавистного соперника. Удар был страшен, потому что Дерягин вложил в него всю силу, всю ярость истосковавшейся по расправе души.

Боль, обморочная слабость пронзила все тело Халила. Таким ударом можно было свалить быка. И все же он нашел силы вскочить на ноги. Первое, что увидел Халил, что бросилось ему в глаза, был брошенный на землю топор. Он словно звал к себе, так и просился в руку, но Дерягин опередил, успел первым и наступил на топорище сапогом.

- A-а, да ты, оказывается, шустрый!..

Он схватил парнишку и, подняв на воздух, затряс с такой силой, словно старался вытряхнуть из него душу.

Вася...- бормотал мотающийся в дюжих руках Халил,- прошу тебя... не руби.

Слабость, физическая немощь соперника только раздражали Дерягина. Ему хотелось битвы, чтобы пустить в дело всю силу своих литых мышц, но Халил не вынес и первого удара. Однако в просьбе теряющего