Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мне после спецблоковского круглосуточного наблюдения все эти моменты не казались чем-то страшным. Я спокойно читала, рисовала, занималась гимнастикой, не обращая внимания на бегающих мимо людей и на постоянный пригляд сотрудников.
Рядом со мной лежала молодая женщина по фамилии Теплова. Тоже на одноярусных нарах. Лет тридцати пяти, уже получившая восемь лет за бытовое убийство. Ножом из «Пятерочки». У нее была удалена одна почка, и она твердо рассчитывала, что по состоянию здоровья ей удастся вскорости получить полное освобождение. Из-за своей инвалидности большую часть времени она проводила лежа, на постели. И при этом она была безумно общительной. Возле нее стабильно собиралось человек пять-шесть. Кто-то садился на ее постель, а кто-то присаживался ко мне. Меня всегда переспрашивали: «Можно ли присесть?» Я – чем бы при этом ни занималась – никогда не отказывала. Всегда ровным вежливым голосом отвечала: «Да, конечно, без проблем…» И продолжала делать свои дела, совершенно не обращая внимания на толкотню на моей постели. Так и сидели они у меня с утра до самого отбоя, как птички на жердочке. И как мне показалось, немало изумлялись моей кротости и миролюбию. Почему я их не выгоняю? Почему разрешаю у себя толпиться? Ведь они мне явно и откровенно мешают! Почему же я терплю?
Я же внутренне усмехалась. О… Знали бы они через какие тернии на спецблоке я прошла!.. Было забавно видеть, как они, скорее всего подсознательно, прощупывают границы моего терпения. Видимо, предыдущая жиличка закатывала им немалые истерики. А я – почему-то нет… Но мне эти девчонки-болтуньи и правда не мешали. К тому же я была уверена, что все это не протянется слишком долго…
И вот через десять дней, понаблюдав, насколько спокойно и ровно – невзирая ни на что – я себя веду, старшая дала мне указание собирать вещи и переезжать. И внезапно меня селят практически в угловом «купе», то есть на соседнем от угла нижнем месте. Возле окна. В самом «элитном микрорайоне» камеры.
Подозреваю, что в принятии этого решения поучаствовала моя новая соседка по нарам – Надежда Вячеславовна. Одна из самых уважаемых женщин в этой камере. Правда, оказавшаяся в этой роли почти невольно. Просто она сидела в камере достаточно долго и рядом своих действий заслужила, чтобы к ее мнению прислушивались…
Надежда Вячеславовна, или попросту Вячеславна, как ее все звали – обычная пенсионерка, которую арестовали за то, что она работала кассиром в одном из московских банков. Вот именно – только лишь за это. За то, что выполняла свои служебные обязанности за обыкновенную зарплату. А дело было заведено даже не на ее банк. А на фирму неких турецких товарищей. По политическим мотивам. Из-за знаменитого скандала между Россией и Турцией по сбитому самолету в 2015 году. После которого была отдана негласная отмашка «мочить турецкие фирмы». И вот одну турецкую компанию, работающую на нашей территории, и «замочили». Взяли за вывод за рубеж «полутора миллиардов». А Вячеславну – за осуществление этих операций в банке, где она работала. За такую «банковскую» статью в принципе под стражей не держат. Но им всем вменили 210-ю. Поэтому и турки-миллиардеры, и простые россияне с ними работавшие – все, как миленькие, были вынуждены сидеть по СИЗО…
Я, конечно, не представляла, каково это – в таком возрасте, после десятилетий банковской рутины, после мирной жизни в кругу семьи, с детьми, мужем и внуками – вдруг оказаться в таком торнадо. История Вячеславны была типично-вопиющей историей обычного среднестатистического человека, не помышляющего никакими криминальными деяниями, и вдруг по злому року оказавшемуся в тюрьме. Ирония судьбы состояла еще и в том, что муж Вячеславны был в прошлом сотрудником правоохранительных органов. А теперь его жена превратилась в зэчку.
Вячеславна переживала свою эпопею очень тяжело. Рассказывала, что от нервов она сильно потеряла в весе, что в ее возрасте совсем не комильфо. Сильно поседела. Она вспоминала, что первые месяцы после ареста пластом лежала на нарах, ничего почти не ела, не двигалась и ни с кем не разговаривала. «Я все ждала, что в камеру войдет мой Славик, и заберет меня отсюда…» – с грустной усмешкой говорила Вячеславна. Признавая, как сильно поначалу «поехала кукухой». Жизнь под дамокловым мечом давалась ей нелегко. 210-я статья не давала никакого шанса выйти на волю «за отсиженное» – она шла минимум от пяти лет. А поездка на зону для обычной московской пенсионерки – сродни смертному приговору.
Я видела, что Вячеславна живет в постоянно длящемся стрессе, лишь ненадолго выныривая из него в моменты общения со своими домашними по телефону. И еще в моменты молитв. Да, попав в тюрьму, Вячеславна полностью ушла в православие. Она сама рассказывала, что раньше практически никогда не ходила в храм, не молилась. Но тут все изменилось – она пришла к вере…
Из сомнамбулического состояния Вячеславну стала вытаскивать ее сокамерница Уля Доброва, которая была младше ее лет на пятнадцать, но, если честно, выглядела почти такой же седой и измученной. Доброва стала зачитывать ей различные православные тексты, учила обрядам. Они стали вместе молиться – по утрам и вечерам. И Вячеславне это все очень помогло. К тому моменту, когда меня поселили на ее нары, она уже почти пришла в себя. Стала снова набирать вес, ухаживала за своей внешностью, поддерживала общение с сокамерниками. Временами смеялась. И в какие-то моменты даже искрила остроумием, проявляя весьма ироничный нрав. Доброва обитала на соседней с Вячеславной «крыше». И обе эти женщины сумели у себя «наверху» создать свой замкнутый уютный мирок, в котором они могли на время спрятаться от горьких мыслей. И Вячеславне лишь требовалась спокойная адекватная соседка, которая не вторгалась бы в ее тихую гавань, не шумела бы, не мешала бы ей молиться. И меня, видимо, посчитали таковой. Так я и поселилась «на первом этаже» ее нар, а она стала моей «крышей»…
Мы жили с Вячеславной в качестве соседей по нарам достаточно тихо-мирно. Она у себя на «пальме» – с молитвенниками и иконками, а
