Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот при мысли о том, что эта волшебная птица скоро упорхнет, на душе становилось грустно…
Наступил день Маришкиной апелляции – она ожидала его более полугода. Обычно апелляционные слушания проходили в Мосгорсуде и, чаще всего – по видеосвязи, в самом СИЗО. Но поскольку это было слушание в Верховном суде, Маришку без вариантов должны были вывезти в город. Еще накануне ей сообщили, что назавтра у нее запланирован выезд.
Маришка стала готовиться. Я, как и все вокруг, потом не раз еще наблюдала, как она готовится к таким мероприятиям. Маришка делала это совершенно открыто, «на публике», никого не стесняясь и вовлекая в этот процесс кучу народу.
Во-первых, она бесцеремонно располагалась на чьем-нибудь месте на «пятачке», словно в собственной гостиной на диване. Ведь тут было и свободное пространство, и неплохое освещение. И хозяйка постели даже не смела пикнуть, ведь это была сама Маришка! И «принять» ее у себя считалось честью. Дальше кто-нибудь из «специалистов» начинал укладывать Маришкины волосы – это тоже считалось привилегией. В камере всегда находились бывшие парикмахерши или те, кто когда-то работал в салонах красоты. Сначала длиннющие Маришкины волосы бережно расчесывались и вытягивались с помощью фена и специальных масел. Затем собирались в хитрую прическу из замысловато переплетенных косичек.
Вообще плетение друг другу всяческих косичек было одним из самых любимых занятий среди женщин-заключенных, от которого обе стороны получали немало удовольствия. Женщины возились с волосами часами, благо времени было в избытке. И достигали впечатляющих результатов. Я ни у кого – ни до, ни после – больше не наблюдала таких искусных, таких сложносочиненных косичек и причесок, как тут, в изоляторе…
Далее Маришка начинала подбирать себе наряд для выезда. Или из своих вещей, или же могла спокойно взять чье-нибудь, более подходящее. В обычаи тюрьмы, да и любого женского общежития, входило делиться друг с другом нарядами для особых случаев. В данном случае – для выезда на суд. Причем женщины всегда искренне старались помочь друг другу стать попрезентабельнее, попривлекательней. С охотой предоставляли «в аренду» свои платья, туфли, сумки…
Вот и в этот раз Маришка придирчиво стала примерять какие-то офисные пиджачки Ракият, у которой было полно деловых костюмов из прошлой корпоративной жизни. Стояла задача представить Маришку перед судьями строгой и скромной девушкой. Максимально не похожей на участницу банды грабителей.
Маришка уже знала, что ее судьями в Верховном суде будут мужики. Что это давало? Возможно, шанс, что к ней, единственной девушке в этой группе обвиняемых, будет проявлено снисхождение… Поэтому она старалась одеться не только по-деловому, но и привлекательно…
Я не раз слышала дискуссии на тему «как нужно одеваться для суда». Нужно ли наряжаться? Краситься? Надевать ли яркое? Или все черное? И так далее и тому подобное…
То, что перед судьями нужно предстать в максимально аккуратном и чистом виде, принималось всеми безоговорочно. А вот дальше начинались жаркие споры. Кто-то считал, что нужно выглядеть «серой» безобидной «мышкой», чтобы не раздражать судью, особенно если это судья-женщина. Кто-то напротив, наряжался, словно на свадьбу. Я же, когда сама поучаствовала в судебных заседаниях, поняла, что от внешнего вида подсудимого вообще ничего не зависит! Решения принимаются совершенно на других основаниях. К тому же, зачастую судьи даже не смотрят на обвиняемого. Особенно во время судов по мере пресечения. И я видела, что иные умудренные опытом рецидивисты приезжали на суды в крайне затрапезном виде – например, в сланцах на босу ногу и в растянутых трениках…
Но однажды я все же наблюдала, как внешний вид девушки вроде бы сыграл свою роль при вынесении приговора. Именно что «вроде бы», так как что там было на самом деле – никак не узнать.
Это случилось с девушкой, которая до меня занимала спальное место на «пятачке». Залинкой. Кабардинкой по национальности. Она была Маришкиной ровесницей. Удивительно правильные черты лица, прекрасная белоснежная кожа, пышненькая выразительная фигурка в виде песочных часов делали ее похожей на антикварную статуэтку.
Ее обвиняли по такой же 162-й статье, как и у Маришки, только по более легкой – второй части. За разбой с применением оружия в составе группы лиц. Но без 209-й. И она тоже шла по делу с кучей соучастников-пацанов.
Залинкины суды проходили в самый разгар зимы. И меня поражало то, в каком виде она ездит на эти суды. В элегантном полувечернем платье с открытой спиной, на ногах черные капроновые чулочки и туфельки на каблуках. Сверху – коротенькое норковое манто без рукавов. В таком виде ей было самое место в театральной ложе, но никак не в автозаке или на «сборке»… Причем в страшнейшие морозы, когда можно было легко дать дуба…
«Зачем? Зачем такие мучения? – размышляла я. – С голыми руками и ногами? Она же отморозит себе все на свете! Заболеет! Какая-то глупость!..»
И не я одна этому изумлялась. Я услышала как-то, что сокамерницы обсуждают Залинкин «театральный наряд». И кто-то знающий сказал, что судья Залинки – мужчина. И что она ради него так старается. Все поулыбались, типа «ну-ну, пусть старается!», и забыли…
Но вот Залинка приезжает с приговором. Сияет как начищенный пятак. Ей дали всего три с половиной года! Тогда как всем остальным в ее банде – в два раз больше. Все начинают Залинку поздравлять – она получила «меньше меньшего». Чудо какое-то! Чудо? Кто-то сделал вывод, что не зря, мол, Залинка морозилась в своих чулочках. Сработало!..
…А Маришка вернулась со своей «апелляшки» крайне воодушевленная. Верховные судьи удовлетворили ходатайство обвиняемой стороны и дали указание следствию провести голосовую экспертизу ее «прослушки». И кто знает, что эта экспертиза может показать? И кто знает, что будет дальше?.. Единственное, что стало понятно, – этап Маришки откладывается, и она задерживается в СИЗО еще как минимум на несколько месяцев.
Маришка бросилась к Добровой и стала благодарить за помощь. Ведь именно Доброва составила Маришкины апелляционные бумаги, именно она разобралась в ее деле, нашла нарушения и несостыковки, давшие основания для апелляции.
Доброва вовсе не была юристом по образованию. Но, как и многие попавшие в тюрьму, стала им по призванию. Ей нравилось копаться в этих УК и УПК, в статьях, комментариях, решениях
