Горничная немого дома - Ольга Сурмина

Когда Рик услышал имя, его странно передернуло, он стиснул зубы и закатил глаза.

- Как знаешь вообще. Кабинет должен быть чист за два часа. Присылай минут...через сорок.

- Она как раз освободиться. Ладно, я у себя, звони если понадоблюсь.

Мужчина не ответил, только лишь пригладил на шее волосы и вернулся в кабинет.

Дав себе отдышаться, буквально, минуту, «оранжевая» вышла из укрытия. Она сцепила руки в кулаки и, уверенным шагом, подошла к знакомой двери, постучала.

Ручка двери, под резким нажимом, поддалась, и Имбрия вновь оказалась в кабинете своего начальника.

- Здравствуйте! — Выпалила она и прижалась спиной к стене. Холгарт поднял глаза и сдвинул брови. Слишком рано, слишком... не то.

- Ты на уборку?

- Эм... да? У вас нужно убрать? - Служанка вращала глазами, начиная принюхиваться. — Тут очень пыльно, я могу все сделать.

- Не расскажешь... - Ее шеф едва заметно ухмыльнулся и откинулся в кресле. – С каких это пор ты «синяя»? Неужели переназначили?

- А, Нона? Она должна у вас убрать? — Имбрия закусила губу и подошла к хозяину ближе, почти вплотную к столу.

- Да. Так что ты хотела? — Он снова, услышав имя напрягся и отвел глаза.

Горничной показалось, что хозяин немного помрачнел, хотя, возможно так всего лишь падал свет.

- Знаете, у вас я могу убрать, вот. Нона итак себя плохо чувствовала с утра, я могу подменить ее, а то у нее еще рука не прошла полностью... да и кашляет она много, кашель такой, аллергический, знаете? Вот... - «Оранжевая» все подходила и подходила, пока не стала касаться каленом калена своего работодателя. Тот слегка сморщился, поднял одну бровь и спросил:

- А ты себя нормально чувствуешь?

- Вполне, и могу тут все убрать. — Обескураженная, она не совсем поняла сарказм и продолжала стоять, смотря в район шеи своего шефа.

- А что еще можешь? — Он ухмыльнулся и закинул руки за голову.

- Смотря что нужно. — Тихо произнесла она, краснея. — Я многое могу... очень многое.

- Ну тогда слушай. — Его голос становился хриплым, и мягко переходил в шепот. —Ал, мой конюх, отпросился сегодня. Убери за лошадьми вместо него, буду весьма признателен.

Имбрия стояла и хлопала глазами, никак не в силах осознать сказанное. Лошади?

Он отсылает ее на конюшню?! Но почему? Девушка недовольно хмыкнула, закатила глаза, и сказала то, что должна была сказать:

- Конечно, как скажете, я сейчас займусь этим. — Совершенно шокированная, она вышла из кабинета и, печально негодуя, направилась вниз. А как же тот поцелуй?..

Разве он ничего не значил? Но тогда зачем? Он что, играет с ней?

«Аллергический кашель» - тихо повторял под нос мужчина, вращая в руках шариковую ручку. Вроде бы в анкете сказано, что девушка не страдает аллергией ни на что, может свободно использовать чистящие средства, работать с пылью...

Что с ней не так? Опять. Он хорошо помнил странный стон, как закатились светлые глаза, и она потеряла сознание, буквально, у него на руках. Помнил свой холодный озноб, страх и Ран, которая качала головой из стороны в сторону, списывая все на переутомление и бессонницу. Она так странно, тяжело дышала, неровный пульс, скачущее давление. Розовые, влажные губы, нежные, длинные реснички, трепетали, немного подрагивая. Холодные, синие ладошки. Если бы не вздрагивала, можно было бы подумать, что умерла.

Умерла.

Мужчина откинул ручку в сторону и взялся за лоб. Ну и что? Многие умерли на его участке, а не так давно он даже хотел, чтобы она свернула шею, или, случайно, утонула в ванной. Жить стало бы легче. Легче? В глазах стоял странный образ, где девушка, в дешевом деревянном гробу лежит, слегка наклоняя голову вправо. Губы, более, не розовые — серые, потрескавшиеся, сухие... сомкнутые в последнем, печальном выражении. Синяя, болезненная венозная сетка проступала сквозь пергаментную кожу век. Они, теперь, не дрожали, всего лишь закрылись. Насовсем.

Впалые круги под глазами, и серые, более не блестящие волосы, уложенные сбоку в короткую косу. Небольшие ступни, видневшиеся из-под длинной льняной рубашки, ледяные ногти на них посинели и уже немного расслоились. Пальцы рук уже стали узловатыми, бледная кожа сделалась, буквально, мраморной, и такой же холодной. На толстую крышку будет опускаться сырая земля, уже местами промерзшая. Она комьями падала на последнюю постель покойной, и от светлого гроба постепенно не осталось и следа. Два метра под землей, и одинокий крест, торчащий среди многих других — могила, в которой последняя из своего рода отправилась на тот свет.

Холодный озноб пошел по спине, от чего хозяин вздрогнул, и попытался вытрясти мерзкие мысли из головы. Она живее всех живых. Нужно сказать Ран наблюдать за ней, и, если что, свозить в город на обследование под предлогом медосмотра.

Кашель. Может, простудилась?

Управляющая права. «Синяя» лучше всего подходит на роль человека, убирающего хозяйский кабинет. Их слишком многое связывало, и, наткнувшись на что-то, она скорее всего просто промолчит и уберет туда, где взяла. Не станет разглядывать, не станет лезть. Уже знает, что к чему, и чего не стоит делать. Нравится ему это или нет, ей можно доверить это. А он не мог понять. Нравится или нет. Щемящее чувство заставляло тело напрягаться. Столько дней избегать... чтобы потом снова ее руки касались его личных предметов. Должно быть все равно. Но, сколько бы хозяин не повторял себе это, все равно не было, и он злился. Странное возбуждение перехватывало дыхание, поэтому и хотелось освежиться, побыть наедине с собой. Обычно с этим чувством было проще бороться, но сегодня оно, буквально, сводило с ума. То упругое, теплое тело, нежная грудь, тихие вздохи и редкие стоны. Эмоциональная и чувствительная девушка, прячущаяся за маской силы и отчуждения.

Даже не считает его за человека. Он продолжал злиться, на лице появился странный оскал и, схватив в руки новую ручку мужчина тотчас сломал ее. Как человек, он не был нужен ей, и понимание этого буквально сводило с ума. Просто животный страх и желание получить деньги. А тяга обнять ее никуда не уходит, напротив, катализируется, от чего рождаются новые волны ярости на самого себя и все вокруг. И на нее. Больше всего.

С другой стороны, какое ему дело, что она о нем думает? Разве это должно коробить? Раз соглашается спать за деньги, пусть выполняет свою работу,