Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно к Лизке стала персонально приходить небезызвестная правозащитница и журналистка Ева Меркачева. Она заходила в камеру в составе других «онкашников», а потом уединялась с Лизкой на кухне. Ева, как оказалось, защищала Лизку на суде как общественный защитник, делала с ней несколько интервью и теперь очень переживала за свою подопечную.
Но все это не спасало. Пребывание в тюрьме давалось Лизке нелегко. Еще бы – ей всего девятнадцать! Самое время гулять, учиться, любить… А тут сиди целый день в каменном мешке! Мне было невероятно жаль эту девочку, так отважно бросившую свою жизнь, свою свободу и свое будущее – под каток госмашины. В надежде эту госмашину вразумить и улучшить. Прям «Александр Матросов» и «Зоя Космодемьянская» в одном лице! Более бесполезного самопожертвования трудно было представить.
Поначалу Лизка, правда, держалась бодро. Ведь она много лет жила в тесной связи с пенитенциарной системой: писала письма, носила передачи, ходила на свидания к своим друзьям по «Оккупаям…» из мужских СИЗО. Она многое уже знала о тюремной жизни. Теоретически. Прекрасно разбиралась во всех тонкостях АУЕ-мира[20], ориентировалась «в понятиях», могла растолковать, кто из обсуждаемых пацанов – «мужик», а кто «бродяга-стремяга». И решетки ее не пугали. А скорее, напротив. Пока впечатления были новыми – было интересно. Какие порядки в женской тюрьме? Что тут творится? Как тут жить?.. Но правила усваиваются практически за неделю. А дальше ничего нового не происходит. И все очень быстро опостылевает. И что же делать дальше?..
Вот Лизка говорит, что напишет книгу о тюрьме. Вернее, о гимнастике в тюрьме. «Чтобы время за решеткой шло не зря», – на что я мысленно аплодирую, ведь сама старалась жить так же. Один из ее друзей-сидельцев выпустил самиздат, посвященный этой теме. Как трениться в тюремных условиях, как качать мускулы с помощью подручных средств в камере и так далее. И Лизка решила выпустить свой – женский вариант тренировок. В камере появляются распечатки того текста. Довольно-таки интересные. Упражнения описаны правильные, подходящие. Но проблема тренировок – хоть в тюрьме, хоть на воле – заставить себя ими заниматься. Регулярно. Каждый день. Вопреки настроению, самочувствию и тому, что происходит вокруг. А вокруг теснота, тоска и беспросветность. Сорок страдающих женщин. Как бы с ума не сойти – какие уж тут тренировки! И я сожалела, что Лизка забросила эту идею, даже к ней не приступив.
Она начала было учиться английскому, обложилась учебниками и грамматикой, но тоже быстро забросила. Разве что стала много читать. Заказывала книги из «Озона». Получала их очень часто и помногу. Советовалась со мной, что заказать? Я писала ей списки. И мы с ней даже стали координировать друг друга: «я заказываю то-то, а ты – то-то», чтобы не дублировать заказы…
Мы с Лизкой разговаривали не очень часто. В основном лишь о книгах. Но я сразу поняла, что она в десятки раз мудрее большинства обитателей 107-й. Еще меня подкупала в Лизке широта ее души и совершенно нетюремная щедрость. Однажды, увидев мои расхристанные кроссовки с вываленными наружу язычками, лишенные шнурков после обыска – она вдруг вручила мне новый набор силиконовых заменителей шнурков. Ранее не виданный мною гаджет! Я с благодарностью взяла. И стала, наконец, ходить в «зашнурованной» обуви. А потом Лизка и вовсе подарила мне свои новые зимние «угги». Ни за что, просто так… Даже когда я нарисовала ей пару картинок «на заказ», Лизка поспешила мне «заплатить» – внезапно вручила коробку «Raffaello», заранее выспросив про мои любимые конфеты. А сколько раз она откликалась на мою просьбу дать позвонить – вне очереди, посреди ночи – и не счесть!
К остальным Лизка была также щедра и справедлива, что ли… Поэтому вряд ли нашелся бы хоть один человек, испытывающий к ней что-то неприязненное, несмотря на ее явную привилегированность. Да, Лизка очень быстро заняла одно из главных мест в камерной иерархии. Маришка поселила Лизку рядом с собой, в своем углу. Она ее очень полюбила. Как младшую сестренку. Или даже дочку…
– Лизка так напоминает меня в прошлом! Я была такой же глупышкой… Меня тоже интересовала вся эта блатная романтика… – говорила Маришка, вздыхая.
– Не говори «Лизка»! Как будто кошку зовешь! Что это за имя такое! – ворчала Вячеславна. Она тоже весьма прикипела к Лизке. И называла ее только «Елизавета». Ее внучку тоже звали Елизавета, и Вячеславне явно нравилось произносить вслух родное имя. Я понимала чувства Вячеславны. Внешне Лизка походила на образцовую Красную шапочку – милую, с ясными чистыми глазами, которая пошла навестить бабушку, но по пути угодила в самую пасть прожорливого волка. Это не могло не трогать.
Но для остальных тюремных обитателей юный возраст Лизки был не важен. Она очень быстро стала настоящим местным «авторитетом». Причем заслуженным. Проявляя, где надо и жесткость, и твердый характер, мало вяжущийся с ее ангельской внешностью. Глядя на все это, до меня потихоньку доходило, почему на воле ее называли «Лютая». Она и тут – на «шестерке» – была реальной «лютой». И во многих вопросах намного опытнее и взрослее большинства тех, кто тут находится. Меня-то уж точно…
Ольга Николаевна тоже души не чаяла в Лизке. Но сама никогда к ней лезла, не обращалась, и тем более никогда не напоминала, что именно она была первой, кто приютил ее на своей постели. Но, думаю, Лизка и сама этого никогда не забывала, она иногда подходила к Ольге Николаевне, предлагая то одно, то другое. При этом милая старушка краснела от смущения как пунцовый мак. И это выглядело очень трогательно. Ольга Николаевна вообще очень сильно стеснялась, когда к ней выказывали внимание…
…Лизкина апелляция состоялась спустя примерно год. Возвращается она из Мосгорсуда и рассказывает, что по одной ее статье приговор отменили и дело направили на новое рассмотрение. А по второй статье – оставили «без изменений».
– И как это понимать? Что теперь будет? – спрашиваем Лизку.
– Понятия не имею, – пожимает она плечами.
А дальше случилось следующее. Через дней десять Лизке вдруг приносят «законку». Самую настоящую бумагу о «вступлении приговора в законную силу». На Лизке – лица нет. И мы тоже в шоке. Это что же – теперь ее на этап отправят? И вообще, разве так бывает? Никто ничего не понимал. Но здесь явно крылось какое-то нарушение регламента.
– Лизка, надо что-то срочно делать! Это же какая-то
