Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другая пенсионерка – Ольга Николаевна – находилась в этой камере уже достаточно давно, более двух лет. Очень маленькая, очень худенькая, и при этом обладательница огромнейшего бюста. С испуганной улыбкой, с большими печальными глазами… Ольга Николаевна никогда ни к кому не лезла, тихонько сидела на своем месте и читала – или любовные романчики, или же молитвенники.
Казалось бы, что эта старушка – божий одуванчик – делает в тюрьме? Судя по обвинению, Ольга Николаевна и еще одна бабуля напали на третью бабулю и отняли у той деньги – какую-то чепуховую сумму. В общем, получились разбой и грабеж. Очень серьезные статьи! Ситуация, реально притянутая за уши. Недоразумение! Просто три бабки поругались и вмешали в свое дело полицию. В итоге две из них заехали в тюрягу. Ольга Николаевна имела нормальную обеспеченную семью, жила недалеко от центра Москвы. У нее был любящий взрослый сын, который всячески поддерживал ее в СИЗО. Дома ее ждали две любимые собачки – пекинесы – я не раз рисовала по их фотографиям открыточки. Какой тут мог быть грабеж? Какой разбой?
Наблюдая за Ольгой Николаевной день за днем, я ни за что не могла поверить, что она реально сделала то, за что ее судили. Ну никак в голове не укладывалось! Ольгу Николаевну все в камере очень любили. Да и я, когда с ней познакомилась поближе, тоже полюбила. Она была очень простой и искренней. И на редкость добрейшей душой. Из тех, у кого можно что-то попросить и тебе не будет при этом дискомфортно. Она оказалась единственным в тюрьме человеком, к кому я обращалась пару раз с просьбой «дать взаймы»: бумагу там или сахар. С остальными же старалась придерживаться принципа: «Не верь, не бойся, не проси…»
Лиза Симонова
Именно Ольга Николаевна, ангельская душа, стала первой, кто приветил нашу знаменитую арестантку Лизу Симонову. Лизку.
…На дворе стояло жаркое лето. И вот на пороге камеры возникает маленькая хрупкая девочка. Такая… летняя-летняя. На вид лет… тринадцати. Длинные ровно подстриженные волосы пшеничного цвета. Спокойное открытое лицо без грамма косметики, лучистые голубые глаза, на губах полуулыбка. Как оказалось, это особенность Лизкиного лица – застывшая загадочная полуулыбка. Как у юной Джоконды. В коротенькой синей юбочке воланами. Тонкое бедро – забинтовано. Накануне приговора Лизка сделала большую татуировку на бедре. Как потом рассказывала, она не думала, что ей дадут реальный срок, вот и набила татуху – огромного цветного осьминога.
Все время до приговора она проходила под подпиской о невыезде, то есть фактически на свободе. И вот получила три года реального срока! А судили ее по делу Максима Марцинкевича, того самого знаменитого «Тесака». За участие в группе «Оккупай-педофиляй-наркофиляй». Как Лизка рассказывала, они ловили на «живцов» педофилов и нарколыг, а потом сдавали тех ментам. Но иногда, видимо, случались эксцессы в исполнении – нарколыгам и педофилам раздавались тумаки. Но глядя на Лизку, похожую на миниатюрную девочку-анимешку из японской манги, нипочем не верилось, что она как-то участвовала в этом раздавании тумаков. Я так поняла, что все они даже не задумывались, что нарушают какие-то законы. Для нее и основной массы этих ребят это было типа игры в «робин гудов». Ну по крайней мере, так Лизка рассказывала.
И вот теперь этих юных «мстителей» наказали уже самих. За разбой. Посадив в тюрьму всерьез и некоторых из них надолго. Тесаку дали десять лет. Но для маленькой Лизки – еще вчерашней школьницы, а теперь первокурсницы юрфака, выданные нашим правосудием три года оказались тем еще «обухом по голове». Никто такого не ожидал! Все ее подельники, адвокаты, правозащитники были уверены, что ей дадут условный срок. И точно не посадят в тюрьму. Поэтому Лизка пришла на приговор в таком неподходящем наряде и без заранее приготовленной «тревожной сумки» со всем необходимым.
Теперь ее адвокаты собирались написать на приговор апелляционную жалобу. Рассмотрения которой ей придется ждать на «шестерке». Сколько ждать – неизвестно. Но, скорее всего, очень и очень долго…
Ольга Николаевна, как увидела ее, тут же встрепенулась:
– О! Я ее знаю! Вчера вместе ехали в автозаке! Хорошая такая девочка! И совсем молоденькая еще, бедняжка…
Ольга Николаевна подождала, когда с Лизкой переговорят наши «старшие», а затем позвала ее к себе в «гости»:
– Присаживайся! Можешь сидеть у меня сколько захочешь! Места хватит.
И Лизка пару дней сидела у Ольги Николаевны – с книжкой в руках. Которую взяла в камерной библиотеке. Сидит в своей короткой юбочке, напряженная, прямая как палка. Смотрит в книгу, а страницы не переворачивает. Словно ждет чего-то! Видимо, еще не совсем осознала, что она действительно в тюрьме. По-настоящему. И это вовсе не игра!
Этот добрый жест Ольги Николаевны был как нельзя кстати. Дело в том, в камеру снова заселили слишком много людей. Пусть не под шестьдесят человек, как зимой, но мест на всех все же не хватало. Несколько лишних человек спали на раскладушках, которые по утрам нужно было выносить из камеры. Лизке и пришлось стать одной из таких «лишних». Правда на очень короткое время.
Маришка в тот же вечер рассказала, что ей по поводу Лизки отзвонились еще накануне. Все-таки ее подельник Тесак, сидевший на «Матроске», обладал каким-то там влиянием. «Вежливые люди» попросили принять Лизку как полагается, присмотреть за ней и всячески приветить. В общем, «быть ласковой, одеть, обуть и накормить…» Поэтому Лизке очень скоро выделили хорошее спальное место – в обход всяческих очередей. И никто не задавал вопросы, все принимали существование некоторой тюремной иерархии и исключительных случаев. Лизка была самым настоящим исключительным случаем!
С самого первого дня ей стали приносить горы писем. Их доставляли по понедельникам, средам, пятницам, и почти все письма оказывались для Лизки. Десять-двадцать писем «для Симоновой» очень скоро стали для всех привычными. Ей писали незнакомые люди – фанаты и поклонники. Как поп-звезде какой-нибудь. Но и друзья, и родные с самых первых дней стали оказывать Лизке всю необходимую поддержку. Тут же организовали ей доставку продуктов, передач, книг и всего прочего.
Несколько раз в неделю ее стабильно навещал адвокат. И Лизка выходила на «следку». Просто ради того, чтобы развеяться. Возвращалась с журналами, жвачками и какой-нибудь вкуснятиной из «Макдака». Один визит адвоката в женское СИЗО стоил минимум 20 тысяч рублей. И
