Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда у Влады случались и минуты откровения. Живой человек, хочется все же выговориться. И она рассказывала – и мне, и другим – о своем уголовном деле. Да! Во всех кровавых подробностях! Она все пыталась понять, правильно ли поступила, помогая своему парню, вернее – жениху – замести следы преступления? Ведь это типа ее родной человек, и она его любит…
– А как бы ты поступила на моем месте? Вот просыпаешься ты с бодуна, а твой любимый сидит на полу рядом с двумя трупами, держится за голову и рыдает, мол, что же я наделал? Помоги! Ты что – побежишь его сдавать?..
Но никто не знал, что ей ответить. Потому что нормальной человеческой реакцией было гнать от себя прочь эту кровавую инсталляцию, гнать прочь это немыслимое допущение! И мы все четко понимали, что по этой статье Султановой светит примерно двузначная цифра – потому что вот столько получали девчонки, соучаствующие в таких преступлениях – 9, 11, 13 лет… Никаких поблажек и снисхождений не давалось… Все понимали, но никто не озвучивал это вслух. И Султанова это понимала. Я видела, как сильно она переживает. Это ярко демонстрировалось тем, что как-то незаметно, постепенно – она потеряла почти половину своего веса. Вся ссохлась. А это первый признак сильного стресса.
Но внешне она старалась держаться. А наши сидения над кроссвордами заставляли ее смеяться по-настоящему. Это было очень забавно: пытаться разгадать слова, замаскированные подчас очень странными и нелогичными вопросами. В такие минуты мы забывали обо всем на свете и напропалую шутили: «Как? Что имел в виду этот составитель кроссвордов? Что за загадочная логика у него в голове?» Султанова хохотала во все горло, обнажая прокуренные зубы. Но это ее не портило. Да и кого может испортить искренний смех?
Наш коллективный разум почти всегда справлялся с кроссвордной казуистикой. Но все же встречались слова, которые вгоняли нас в полный ступор. И тогда мы шли к Инне Сальцевич, которая каждый божий день сидела, уткнувшись в кроссворды. Так вот Сальцевич могла отгадать все! Любое бредовое слово.
– Инна! Да ты просто гений!
– Нет… Это просто четыре года в тюряге…
Ну да. Годы кропотливого труда над этими головоломками сделали из Сальцевич настоящего магистра кроссвордов. Я обнаружила, что по тому, как быстро человек одолевал кроссворды, можно было с легкостью судить, сколько времени он провел в тюрьме. Железная корреляция!
…Как-то вывозят меня мои конвоиры в Тверской СК, в «контору». На старой доброй конвойной маршрутке. «Мои» – так как они знали меня уже более двух лет, и каждый раз, сажая в свой мини-автозак, ворчали: «Ты все еще тут, Вебер? Сколько ж лет прошло? Два года? О-о-о! Когда же тебя уже отпустят наконец?!» Им уже дико надоело ездить на эту «шестерку».
И вот мы застреваем в неизбежной очереди к СИЗО, и «старшой» Николай вытаскивает сканворд из хорошо знакомой мне серии для дачников и начинает громко его разгадывать. Он долго и мучительно мусолит один вопрос, приставая то к водителю, то к другому конвоиру:
– Санек! Что за молочный продукт на «о»?..
– Да елы! Откуда мне знать? Пиши «молоко» – целых три «о» – хоть залейся! – Санек заливисто гогочет.
– Да пошел ты!.. На «о»… Блять, что это за хрень такая?..
Тут у меня в голове автоматически выплывает слово, и я, помявшись, решаю вступить в разговор:
– «Обрат»…
– Чего?
– О-б-р-а-т… Молоко без жиров.
– Да? Мда… Подходит! Никогда раньше не слышал.
– Я тоже никогда раньше не слышала… Это просто второй год в тюряге.
Вообще коллективные разгадывания чего бы то ни было, действительно очень скрашивали тюремные будни. Это занятие было чем-то позитивным и вроде бы осмысленным. И когда к нам с Султановой присоединилась Таня Северова стало намного веселее. Тогда-то и выяснилось, что Таня весьма эрудирована и быстро соображает.
А однажды я решила устроить с нашим клубом читку сценария. Да, настоящую читку настоящего сценария. И вот как это произошло.
Дело в том, что за какое-то время до ареста я прочла один сценарий своего дорогого Андрея Мигачева, а он ведь весьма известный сценарист и талантище! Сценарий назывался «Премьера». Это была история о тюремном театре, созданном в одном из лагерей ГУЛАГа. И в этом театре ставился спектакль «Ромео и Джульетта». Силами заключенных. Главные героини – женщины, с огромными сроками, всеми брошенные, медленно умирающие в нечеловеческих условиях. Настоящие такие зэчки. Отщепенки! Но при этом разыгрывающие на сцене возвышенную шекспировскую драму. На фоне своих – не менее шекспировских драм. Потому что вся их жизнь в том лагере среди вечнейшей мерзлоты проистекала на грани жизни и смерти. В буквальном смысле. Но несмотря на адскую беспросветность, в финале истории – эдакой кодой возникало ощущение надежды. Каким-то удивительным образом концовка искрилась и сияла жизнью и светом. И это было просто потрясающе!
Когда я прочла сценарий, то буквально в него влюбилась! И ничуть не удивилась, узнав, что он даже получил главный приз в номинации «Драма» на международном фестивале Los Angeles Film and Script Festival. Это был невероятно сильный текст! И у меня забрезжила мечта: «Вот бы снять этот фильм!», а еще промелькнула очень странная мысль: «Вот бы дать почитать этот текст… реальным зэчкам, где-то там сидящим!..» Типа, «что они скажут» на этот текст?
Господи, как эта мысль возникла в моей голове? Откуда? Зачем? Будто бы не я ее подумала, а она прозвучала кем-то надиктованная. И очень четко отложилась в моей памяти. Дальше и сценарий, и мысль эта естественным образом оказались заваленными лавиной повседневности. И вспомнила я про все это, уже оказавшись в тюрьме. Вспомнила, и у меня аж мороз по коже! Ну и дела! Вот подумал человек – «а оказаться бы среди зэчек» – так, фантазийно. Раз! И оказался! Боже мой, случается же такое! А вдруг это не совпадение, что я оказалась здесь после того, как «озвучила» ту мысль? И тогда мне стало дико не по себе!..
В общем я решила: дай-ка
