Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой день, 30 июня, также в воскресенье, после обедни, во дворце собрались духовенство «с образы и с дары», боярство, гости, выборные гостинной, суконной и черных сотен и конюшенных слобод и из городов от посадских, также с родинными дарами. Родинный стол был дан в Грановитой палате в этот же день[558]. От других столов родинные столы отличались неимоверным количеством подаваемых гостям всякого рода сахаров, пряников и «овощей», вареных и сушеных. Стол новорожденного Петра в буквальном смысле загроможден был этими разнообразными изделиями старинных приспешников. Между ними самое видное место занимали и служили украшением царского пира огромные коврижки и литые сахарные фигуры птиц, зданий и т. д. Большая коврижка изображала герб Московского государства. Два сахарных орла весили каждый по полтора пуда, лебедь – два пуда, утя – полпуда, попугай – полпуда и т. п. Был сделан также и город сахарный Кремль с людьми, с конными и с пешими и другой город четвероугольный с пушками (крепость). В то же время и царица давала родинный стол боярыням в своей Золотой палате. Из сахаров и «овощей», поданных ей за стол, коврижка большая изображала герб государства Казанского; орлы[559], лебедь, утя и другие птицы были того же веса, как за столом царским. Был здесь также город сахарный треугольный с цветами, две палатки и кроватка сахарная. Каждый из гостей получал по большому блюду с разнообразными сахарами: зеренчатыми, леденцами и конфектами, сушеными ягодами, корицею, арбузными и дынными полосами и проч. Количество сахаров и разных заедок соразмерялось, впрочем, со степенью значения каждого из гостей. Младшие члены пира, т. е. люди низших разрядов, получали меньше высших. Это были обычные родинные подарки в то время. Они раздавались гостям после стола, и каждый уносил гостинцы с царского пира домой. Тем из знатных, которые почему-либо не могли быть на пиру, сахары посылались обыкновенно на дом. Таким же образом через четыре дня, июля 4-го, справлен был и крестинный стол, которым и заключились придворные торжества по случаю царских родин[560].
Теперь остановимся на первых заботах и распоряжениях касательно самого младенца. К сожалению, сведения наши об этом предмете, по свойству доступных нам материалов, будут по преимуществу касаться одной только внешней стороны воспитательных забот того времени. Но соберем и эти скудные и сухие крупицы, может быть, и они не будут бесполезны при изучении детских лет Великого Преобразователя.
Одно из первых распоряжений в отношении новорожденного касалось дела благочестивого и душеполезного. С дитяти снимали меру, долготу и широту, и в эту меру на кипарисной или липовой деке писали икону тезоименитого его Ангела. На третий день по рождении Петра, 1 июня, царь Алексей Михайлович именным указом повелел писать меру сына искуснейшему в то время иконописцу Симону Ушакову. На кипарисной деке длиною 11, а шириною 3 верш. Ушаков назнаменил образ Живоначальной Троицы и апостола Петра и успел написать только одни ризы иконных изображений, до лиц, потом заскорбел, сделался болен. Лица дописывал не менее искусный иконописец Федор Козлов. Эта мера рождения доселе сохраняется над гробом императора. Но само собою разумеется, что многое из забот о новорожденном предшествовало еще самым родинам. Выбор мамы, например, решался, конечно, гораздо прежде. Наготове были и все распоряжения по выбору кормилицы – «жены доброй и чистой и млеком сладостной и здоровой». В мамы Петру назначена была сначала княгиня Ульяна Ивановна Голицына, а потом боярыня Матрена Романовна Левонтьева; кормилицей была Ненила Ерофеева[561] – из какого чина, неизвестно. Неизвестно также, из какого чина была приемная, или приимальная, бабка, повитуха, воспринявшая из недр матери святославного ребенка. Известно только ее имя – Авдотья. 11 сентября того года (1672) царица пожаловала ей киндяк вишневый, т. е. портище ткани этого имени на одежду (№ 524). Через 5 мес. после этой отметки упоминается (18 февраля 1673 г.) другая приимальная бабка – Анна Петрова, поступившая к царице для ухода за ней, вероятно на место Авдотьи, быть может, умершей в то время или отставленной по болезни или по другим причинам. Анна Петрова августа 22-го (1673 г.) принимала царевну Наталью Алексеевну (№ 524). Августа 25-го царица пожаловала ей камки зеленой куфтерю 10 арш.
Нам не встретилось известий ни о первом помещении младенца, ни о колыбели и других потребностях, заготовленных для первых его дней. Случайно встречаются известия о заготовлении ребенку сентября 4-го (1672 г.) чулок «в тафте желтой на черевах беличьих»; сентября 10-го – «взголовья (подушки) в наволоке из камки желтой»; ноября 21-го – «одеяла тафта ала, грива (кайма) тафта бела, на старом исподе из беличьих черевов»[562]. Ноября 4-го упоминается уже о судне ребенка, на которое тогда отпущено 2 арш. сукна багрецу на кровельное сукно (№ 524). Впрочем, должное понятие об этих предметах можно составить из записок об их заготовлении в последующее время. Вообще, нужно заметить, что детская колыбель и детская одежда отличались царским богатством и были далеки от той простоты, какую можно предполагать, судя по простоте самых вкусов тогдашнего общежития; те же ценные золотные ткани, дорогие меха и т. п. являлись и у детской колыбели. Так, через год (в 1673 г.)[563], именно к Петрову дню, к именинам царевича, ему устроена новая колыбель из турского золотного бархата – «по червчатой земле репьи велики золоты да репейки серебряны невелики, в обводе морх зелен» – подбитая хлопчатой бумагой, на тафтяной рудожелтой подкладке; ремни обшиты бархатом червчатым веницейским; яблока у пялец обшиты объярью по серебряной земле «травы золоты с шелки разными». В то же время сделаны пуховик и бумажник, т. е. перинка и тюфячок. Для пуховика нижняя наволочка скроена из тверского полотна, лучшего в то время, а верхняя – из желтой тафты длиною в 2 арш. Пуху лебяжьего, чистого, белого пошло полпуда. Такой же величины был скроен и бумажник, покрытый червчатою тафтою; хлопчатой бумаги употреблено
