Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобными истолкованиями и вообще только характеристикою этих художеств ограничивается все содержание упомянутой книги, избранной вкратце. Полного изложения всех этих художеств предки наши не имели; первоначально принята была одна грамматика как необходимое орудие к рассуждению высокого, в святых книгах лежащего разумения.
Затем если не вполне, то частями были переводимы и некоторые другие из этих художеств, например мусикия, арифметика; иные же были даже отречены, например геометрия, астрология. Притом и самая грамматика не входила в состав общего образования, а была специальным учением, необходимым только для духовных лиц, посвящавших себя ученым занятиям, например исправлению книг, переводам.
Таким образом, свободные художества в полном их составе не были у нас водворены и большею частию предки наши знали их только по именам. Кроме того, иные науки или художества смешивались в тогдашних понятиях с еллинскими языческими таинствами, да и вообще слово еллинский обозначало все языческое, а свободные художества шли от еллинов, следственно, были языческие…
По свидетельству иностранцев, науки не были приняты в этом составе и в царском быту, т. е. в первоначальном образовании царских детей.
Рейтенфельс делает следующий общий очерк первоначального образования в царском быту: «Изящными (т. е. свободными) науками царские дети не занимаются, кроме энциклопедических познаний о предметах политических; зато весьма тщательно изучают (кроме чтения и письма на отечественном языке) состояние своего государства и соседственных держав, дух и потребности подвластных народов, различающихся языком и нравами; приучаются любить и уважать отечественные обычаи и неуклонно следовать правилам религии. Долг справедливости требует сказать, что этот скромный и, по-видимому, простой образ воспитания царских детей в России дает им прекрасное направление и гораздо полезнее, нежели изучение всех тайн философии и уроки самых глубокомысленных учителей»[545]. В отношении иностранных языков Котошихин говорит положительно, что, кроме русского, «никаким иным языкам научения в Росийском Государстве не бывает»[546].
Есть, впрочем, данные, по которым можем заключать, что при царе Алексее Михайловиче и иностранные языки, и некоторые из свободных наук не были изъяты из первоначального образования его сыновей. Примером служит царевич Алексей Алексеевич, подававший блестящие надежды и так рано похищенный смертью[547]. Он умер 16-ти лет. Имея отличные дарования, он, по свидетельству современников, с особенною любовью занимался книжным учением[548], чему, без сомнения, много способствовало и то, что дядькою его был Федор Михаилович Ртищев, любитель и покровитель просвещения в тогдашнее время, который «прилежным своим к государю царевичу служением наипаче себе изнури, бодрствуя, и смотря и поучая его благочестно»[549]. Учение[550] [царевича Алексея Алексеевича] впервые в московском дворце было ведено по системе тогдашней школьной науки, именно путем учения грамматичного – как на славянском, так на латинском и греческом языках. Для учения по латиням, может быть, и избран к царевичу иеромонах Симеон Полоцкий. По прибытии в Москву[551] Полоцкий поступает прямо в Верх, т. е. во дворец, и содержится со своими челядинцами и даже с собственными лошадьми на дворцовый счет…
Вероятность же, что он был учителем царевича Алексея Алексеевича (а потом уже и Федора)[552], может раскрываться в следующем обстоятельстве. В 1667 г. царевичу Алексею исполнилось 13 лет. Он был всенародно и торжественно объявлен наследником престола. Когда в честь этого радостного всенародного события царь давал во дворце 7 сентября почетный, торжественный стол, то на обеде в числе других официальных лиц находился и учитель старец Симеон, как отмечено в современной записке[553], сидевший даже в особом столе в близости от государя, по левую сторону государева места или трона. Этот старец Симеон был не кто другой, как иеромонах Симеон Полоцкий; и можно догадываться, что потому он и удостоен был чести сидеть на обеде объявляемого всенародно царевича, за особым столом и притом с именем учителя, что в действительности был его учителем и призван был официально торжествовать государственный праздник своего ученика. После стола Полоцкий говорил государю речь, сочиненную, вероятно, на прославление и поучительное изъяснение этого случая, за что 16 сентября получил в награду атласную соболью шубу. В расходной книге Казенного приказа под этим числом 1667 г. записано между прочим: «Учителю старцу Семиону Полотцкому 10 арш. атласу зеленого по двадцати по шести алтын по 4 ден. аршин, да ему ж велено дать испод соболей в 60 руб., и ему дан сорок соболей в 60 руб.; а пожаловал государь его по своему государеву имянному указу для того: в нынешнем во 176 г. сентября в 7-й день был у великого государя у стола в Грановитой Полате и великому государю говорил речь» (№ 384). Награда в 67 руб. за одну только речь слишком значительна по тому времени и по сравнению с другими подобными наградами. Без сомнения, сюда же входило и вознаграждение за труды по учительству, по крайней мере другие учителя при начале или в конце ученья получали всегда точно такие же награды… Как бы то ни было, мы теперь знаем, что Полоцкий во дворце в 1667 г. носил титул учителя…
В числе книг, принадлежавших библиотеке царевича [Алексея Алексеевича], мы находим, кроме многих книг духовного содержания, грамматики печатные и письменные, лексиконы, между которыми один словенский с греческим, а другой латинский со словенским, потом 137 книг на разных иноземских языках, книгу Аристотелеву, книгу Монархию, Собрание патриарха Никона (может быть, Летопись?), книгу цифирную (арифметику), книгу размерную (геометрию), 11 книг – описание земель, т. е. книг географических, 14 листов – описание разных земель (ландкарты), два яблока – описание земли (глобусы) и проч. Если не все из этих книг были употреблены в первоначальном обучении царевича, то во всяком случае они могут свидетельствовать, что именно назначалось для его дальнейшего образования, которое с этого времени становилось обширнее или, по крайней мере, полнее, нежели как было в начале XVII столетия, именно при обучении царя Алексея Михайловича, в отроческой библиотеке которого, кроме духовных книг, встречаем только славянскую грамматику – литовская печать в 8-ю длину листа, лексикон – литовская печать также в 8-ю длину
