Дом в степи - Сакен Жунусов

Он сходил в соседнюю комнату, принес старый, потрескавшийся офицерский пояс и выгоревшую на солнце военную фуражку.

- На, носи.

Фуражка оказалась тесноватой, но Дика, напялив ее на свои нестриженные вихри, расплылся в улыбке,- всю жизнь он завидовал тем, кто носил военную форму.

- Ну, теперь берегись, девки,- сказал кто-то из гостей.- Увидят - в обморок попадают.

- То ли еще будет,- обещал разошедшийся Карасай.- Теперь и за сватовством дело не станет. А кто нам откажет? Слава богу, на калым как-нибудь наскребем.

Дика слушал, и ему, казалось, что для него и впрямь наступает счастливая жизнь, нисколько не похожая на прежнюю. Под этим впечатлением он находился все первые дни и в доме Карасая. Устраиваясь на новом месте, он ходил веселый, весь преобразившийся, совсем не замечая, что облагодетельствовавший его старик сразу взвалил на него всю тяжелую домашнюю работу.

Постепенно Дика обжился, привык и уже не представлял себе никакой иной участи. Его заботой стала ежедневная работа по хозяйству, уход за многочисленной скотиной Карасая. Как говорит пословица, вошел огнем, а вышел холодной золой. И если кто- нибудь из наезжающих к хозяину гостей пробовал напомнить Карасаю о его давнем обещании женить парня, старик сердился и выходил из себя.

- Ну чего болтаете? Делать вам больше нечего. Сами бы подумали - какая дура пойдет за этого балбеса? Он

ноги-то еле таскает, а уж жениться... Тоже мне, нашли мужика!

И Дика, привыкший к постоянным насмешкам, старался не подавать повода к разговорам, которые раздражали бы Карасая. Не до жиру, быть бы живу,- думал задавленный работой парень и с раннего утра до позднего вечера, лето и зиму, знал лишь одно - ублажать хозяина, оставаться незаметным, бессловесным, иметь право на кусок хлеба и место под крышей.

...А вот теперь он лишился и крыши над головой. Куда ему было деваться в такую черную ненастную ночь, когда ливень все пуще расходится над страшно гудящей рощей?

Дика перестал плакать и, подняв голову, прислушался. Густел вокруг пугающий мрак, а в глубине рощи что-то постоянно стучало и барабанило, будто он находился не в лесу, а посреди открытой степи. В шуме грозы ему казалось, что какие-то скалы сталкиваются, грохоча вверху, и вот-вот обрушатся на голову. Внезапно вся роща вдруг осветилась ярким, каким-то неживым мерцающим светом, который пронизал рощу насквозь. Испуганный притихший Дика увидел вдруг темную фигуру, бредущую под дождем по ночному лесу. Напряжение было так велико, что Дика едва не закричал от ужаса.

- Дика! - вдруг услышал он знакомый женский голос- Дика, где ты?

Это была Акбопе. Она знала, что Дика не мог убежать далеко, накинула на голову чекмень, висевший в передней на гвозде, и отправилась в рощу. Не подавая голоса, молодая женщина обшаривала кусты, разыскивая беглеца. Она закричала, испугавшись яркой вспышки молнии.

Появление Акбопе снова растрогало избитого парня. Только что он думал, что нет у него на свете никого, кто подумал бы о нем, позаботился, сказал ласковое слово. Молодая женщина накинула на промокшего Дику теплый чекмень и присела рядом,

крепко обняв. Плечи парня, едва прикрытые изорванной в клочья рубахой, дрожали.

- Несчастные мы с тобой, несчастные,- говорила Акбопе, тоже заливаясь слезами.- Что с нами будет? Тебе хоть легче, ты ничем не связан. А я опутана по рукам и ногам. Уходи лучше отсюда куда глаза глядят. Пока старик жив, добра в этом доме не жди...

Дика пригрелся и затих, доверчиво уткнувшись Акбопе в грудь. А молодая женщина, закрыв глаза и всякий раз вздрагивая, когда раздавался грохот грозы, говорила и говорила, впервые за много лет изливая все, что накопилось у нее на сердце.

Дождь не переставал, и Халил едва добрался до дому. Тяжелый мотоцикл бросало на кочках, машина совсем не слушалась руля, то и дело проваливаясь в колдобины. Завидев огоньки родного дома, Халил перевел дух. Остановившись у ворот, он повернул и вынул ключ, спрыгнул с сиденья. Грязь, налипшая на колеса, комьями отваливалась на землю, когда Халил, сильно упираясь ногами, на руках вкатывал мотоцикл во двор.

В кухне, едва он переступил порог, к нему бросилась мать. Старая Жамиш возилась у топившейся печки, мешая щипцами раскаленные угли. Когда она вскочила, щипцы со звоном полетели на пол.

- Жеребеночек мой,- запричитала мать,- наконец-то вернулся! Ведь что делается на дворе... Я уж извелась вся. Раздевайся скорей, на тебе же нитки сухой нету. Я тебе сейчас принесу переодеться... У нас радость, сынок,- Акбопе вернулась,- прибавила она, понизив голос.

- Приехала!- невольно вырвалось у Халила, но он тотчас взял себя в руки и деловито сказал:- Апа, я там тебе цейлонского чаю привез.

- Сейлон?- удивилась Жамиш.- Какой еще сейлон? Разве и такой бывает чай?

- В районе все хватали этот чай. Говорят, он еще лучше индийского.

- О светик мой, не забыл о матери!

- Ребятишки где?- спрашивал Халил,- Я им яблок купил. Все здесь, в мешке. В район столько яблок навезли, люди по целому ящику берут.

- Теперь, если все будет хорошо, к нам чего только не навезут,- заметила старая Жамиш, развязывая мокрый мешок.

- Апа, а где отец?

Мать, уже запустившая руку в мешок, вздрогнула и прикусила губу. Говорить, нет? Потом подозвала сына поближе и шепотом, еле слышно, сказала, указывая глазами на дверь в соседнюю комнату:

- Лежит. Ох, сынок, что тут было!.. Все вверх дном перевернул.

- А в чем дело? Что случилось?

- Не спрашивай. Как посмотришь, сколько горя из- за этой скотины... Овцы куда-то в дождь ушли, ну, а волки и напали. Двух совсем не нашли, а многих так порвали, что смотреть тошно. Вон, в сарае стоят. Хвосты как лохмотья висят... Дике, бедняге, сегодня так досталось, что из дому убежал.

Халил подскочил:

- Как убежал?

- Ну не убежал... куда ему, бедняге, бежать? Где-нибудь крутится возле дома.

- Так его найти надо, позвать! Дождь-то посмотри какой...

- Сиди, сиди, Акбопе уже привела его. Ей, бедняжке, сегодня тоже досталось от старика... Боже мой, что за жизнь пошла! Этот старик нас всех до гроба доведет.

Мать вспомнила погибшего Жалила, и слезы навернулись ей на глаза. Она отвернулась, чтоб не видел Халил, и снова захлопотала у печки.

Сам Карасай, в сапогах, одетый, лежал в соседней комнате на кровати. Он уткнулся лицом в стенку и зябко натягивал на себя