Таргитай-2. Освобождение - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таргитай пел все громче, песня полилась сильнее, всей светлой мощью вливаясь в копошащуюся и скрежещущую зубами темноту. Тарх вдруг почувствовал, что горная тропка, на которой он стоит, отдаляется, оставаясь внизу в темноте. Плечи раздались вширь, он стал выше ростом, будто и сам размером с курган. И вот уже он играет, разрезая лучом светлой песни тьму, что клубится, будто густой едкий дым, над вершиной горы.
Одетый в непроглядную ожившую тьму мир начал меняться. Таргитай это чувствовал. Зло, что появилось здесь и уже ощутило себя хозяином, принялось убегать, поджав хвост. Дударь ощутил, как мимо несутся прочь едва различимые силуэты тварей, обдавая его порывами затхлого ветра, царапая крыльями, лупя хвостами, толкая то в спину, то в плечи, то в бока. Несясь прочь огромным потоком, черной рекой. Он не выпускал из рук дудочку и не отрывал от губ, пока последняя тварь не скрылась в трещине, что светится ярко-красным пламенем в самой вершине горы.
Подойдя, молодой бог, заиграл другую мелодию. Запел о созидании, строительстве, о том, как люди возводят добротные дома, чтоб защитить от непогоды себя и близких, с любовью и старанием, строя надолго. Как возводят капища на холмах и в рощах, где славят богов и возносят хвалу душам предков. Так же, как Род когда-то творил этот мир, чтобы населить людьми, прочими живыми существами, насадить деревья, яркие, как крылья бабочек, цветы, сотворить зеркала озер и рек, в которых будет отражаться красота этого мира.
Края трещины дрогнули, поползли навстречу друг другу. Казалось, это заняло целую вечность. Сдвигались неохотно, медленнее черепах, но все же в итоге с грохотом столкнулись, и застыли, слившись в единое целое. Под землей медленно стихал грохот, удаляясь от поверхности и мчась обратно в бездонные глубины горы, а потом и в царство Ящера.
Таргитай опустил дрожащие от усталости руки. Любовно погладил заветную дудочку, спрятал под волчовку. Нашарив на земле Меч, вытер клинок о штанину и принялся искать взглядом, где начинается спуск. В небе проклюнулись яркие крупинки звезд. Спелая луна вышла из-за туч, высвечивает каждый камушек, каждую травинку.
Далеко внизу Тарх рассмотрел россыпь огней – селяне, похоже, уже заметили перемены, поснимали ставни с окон, и теперь на радостях жгут костры, поют, водят хороводы в честь избавления.
Внезапно невр услышал приближающийся шум, непроизвольно моргнул. Почуял, что прямо на него летит словно небольшая туча, оттуда зловонно пахнет перьями и дерьмом. По ушам ударило злое гоготание, клекот, и на дудошника обрушилась стая птиц. Он вскинул Меч, принялся отбиваться. Рассмотрел, что это гуси с длиннющими шеями и толстыми клювами, а еще и здоровенными когтями.
Тарх стал вертеться, отбиваясь от разъяренных гусей-лебедей, как уж на сковородке. Рубит во все стороны, бьет плашмя, снова рубит направо и налево, стремясь защититься и убить как можно больше этих проклятых птиц, вспомнив рассказы в деревне о том, что они воровали детей средь бела дня.
Наконец, птицы пропали. Таргитай ошалело оглядывался вокруг, то и дело вскидывая Меч, и ожидая, что проклятые пернатые сволочи нападут снова. Но птицы исчезли все до одной, и лишь на земле в свете луны видно, как единичные перья и целые ошметки, разрубленные птичьи туши таят и растворяются в темноте. Наконец, исчез последний зарубленный в кровавом бою гусь, и Таргитай облегченно выдохнул, будто Атлант, что все это время удерживал на плечах небесную плиту.
– Я еще понимаю, пасть в бою со слугами Ящера, – пробормотал невр, едва ворочая в измождении языком. – Про меня бы сложили песни и стали бы петь в каждой корчме, пусть и на пьяную голову, ляд с ним. Но вот если сдохнуть, заклеванным стаей озверевших гусей…то…гм…смеяться будут даже дети и старики. Да что там… – даже кони будут ржать!
***
Таргитай проснулся на голой земле. Солнце начало подниматься огромной алой краюхой хлеба над виднокраем. Вовсю поют и щебечут птицы. Где-то возле уха стрекочет кузнечик. Дудошник охнул – шея и спина затекли так, что больно пошевелиться. Эх, сейчас бы в горячую баньку, подумал он, прогреть все тело, а то ни согнуться, ни повернуться.
Невр принялся было спускаться по тропе, но вскоре ноги будто налились свинцом, стали как две колоды, и передвигать их приходится немалым усилием. Мышцы ноют после вчерашнего боя и спанья на голой холодной земле. Таргитай помнил, как, когда выходили из Леса, он пару раз устраивался на ночь и подкладывал под голову камень – все лучше, чем на голой земле. Так грубый Мрак безжалостно выбивал пинком и говорил: «Не разнеживайся».
Дударь все равно не мог привыкнуть к неудобствам. Не мог, как Мрак и Олег. Ночевок в чистом поле избегал, постоянно искал постоялый двор или хотя бы корчму. А еще лучше сеновал с хозяйской дочкой или пригожей девкой из челяди.
Сейчас ему ну очень не хотелось спускаться с горы. Была б зима, сообразил бы что-то вроде санок. Но сейчас лето, снега нет, и если и съезжать, то лишь на собственном заду. Подумав-подумав, все же направился по тропинке вниз.
Мелькнула мысль, что мог попробовать упросить какого-нибудь орла его спустить или превратить камень в лошадь, все ж таки он – бог, но если так, то внизу в деревне будет ненужное внимание, а его лучше не привлекать. Чем меньше люди знают, что ты их спасаешь, тем лучше, подумал дударь. Совершать подвиги надо не ради благодарности или награды. Иначе никакой это не подвиг.
Да и кто его знает, сумеет ли превратить камень в лошадь. Как бы с его везением не наколдовать еще какую-нибудь тварь или, чего доброго, не расколоть землю, как Олег. Нет, это уже магия, а в магию он лезть не хотел. Вот если бы кто-нибудь наколдовал, подчистил да принес, а он уже на готовенькое, тогда совсем другое дело!
Пока спускался, начал насвистывать новую песню, в голове начали складываться слова, он менял, улучшал, переставлял местами. Потом достал сопилку и начал подбирать мелодию на разные лады, чтобы била в самое сердце, заставляла плакать и смеяться, никого не оставила равнодушным!