Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

полковника, являясь рапортовать о делах полка, ожидая повелений, исполняя их, царевич с каждым днем все более и более, по необходимости, должен был знакомиться с существенным делом своей забавы, т. е. с порядком, правильностию, отчетностию воинских занятий, с ежечасным трудом, с очевидной потребностью ученья и знанья. Он не остановился на том, на чем многие могли остановиться, именно на стремлении только повелевать, которое так было свойственно его положению; напротив, гениальность его тем особенно и обозначается, что, вникнув в сущность дела, он с полною радостью подчинился вполне всем условиям воинской науки, поставил выше всего не пустые формы, ни к чему не ведущие, а ученье, хитрость ратного дела, которая одна только его и интересовала. А с этой стороны, несмотря на малые лета, его потехи теряли уже значение обыкновенной детской забавы и становились делом серьезным, которое в глазах его равнялось с обучением грамоте и другим предметам, не носившим имени потех и потешек. Что маленький Петр так именно понимал свои воинские игры, это доказывается тем, что он с каждым годом все более и более расширял круг этих игр и восходил постепенно от простого полкового ученья ружейным выметкам и разным приемам фронта, ручным ухватам, как тогда выражались, к артиллерийской стрельбе, к инженерному делу, к созиданию земляных окопов и крепостей, к осаде и штурмованию этих укреплений, к разным эволюциям на воде и к мореходству. В таком понимании своей забавы он решительно расходился с мнением века, со своими современниками, которые уже гораздо после узнали значение этих как бы пустячных, одним словом, потешных дел гениального ребенка.

Поистине это была самая лучшая и при тогдашних средствах образования – самая разумнейшая школа для развития природных дарований ребенка. Здесь пытливый детский ум ежеминутно находил себе дело. Если ручные ухваты, ружейные выметки, шагистика и тому подобные упражнения первоначальной науки представляли мало пищи для соображений и рассуждений, приучая только к бодрому, бесскучному труду, то практическое применение этих упражнений, штурмы и осады и т. д., давали широкий простор умственным силам, вызывали их к деятельности самостоятельной. А для ребенка, как и вообще для человека, нет выше радости, как видеть плоды своей деятельности, чувствовать себя победителем труда, одним словом, чувствовать силу своих дарований. Вот почему, когда Петр взял приступом первый потешный городок, радости его при этом событии не можно было описать, как свидетельствует Крекшин[620]. Это было полное торжество бесскучного труда и детской мысли, неутомимо работавших в воинском ученье с самых ранних лет. Мы не говорим уже о том, как благотворны были потехи Петра для развития физических сил ребенка. Необыкновенно крепкое сложение и цветущее здоровье, которым он обладал, служат полным доказательством, как были полезны эти деятельные воинские игрушки[621].

Многое также в этой школе послужило задатком в определении и направлении нравственной стороны. Привычка к труду неутомимому и бесскучному, привычка к лишениям разного рода, какие необходимо являлись при исполнении различных обязанностей, строгий порядок и точность в действиях, без чего невозможен был правильный и успешный ход дела, т. е. самой игры, а следовательно, строгость и нелицеприятность взысканий за нарушение установленного порядка – все это, хотя и в малом виде, хотя и в зародышах, представляло богатую почву для развития тех высоких нравственных качеств, совокупность которых явила беспримерный образ в истории государей.

Но важнее всего по своим последствиям было то, что Петр в этой только школе мог выяснить себе великую истину, ставить дело выше лица, общую цель выше личной цели и в этой только школе мог последовательно низвести свое значение со степени царевича до степени полного солдата, а потом первого работника и слуги государству. Мы заметили уже, что чин полковника был первым и важным шагом, шагом именно к тому, чтоб сделаться полным солдатом. Если цель хорошего солдата быть генералом, как говорят, то несравненно высшая цель предстоит генералу, и особенно такому, каков был Петр, готовившийся управлять громадным и притом неустроенным государством; эта-то высокая по своей нравственной основе цель заключается в том, чтобы быть полным солдатом, т. е. войти в сферу низшей чернорабочей деятельности, до подробностей узнать ее требования, нужды, труды и подвиги – одним словом, сродниться с нею и таким образом получить законную возможность разумно ею повелевать, разумно употреблять ее силы на общую пользу. Сделавшись рядовым, став в ряду обыкновенных служебных лиц, Петр тем самым вошел в незнакомый для царевичей и по многим причинам недоступный дотоле круг простых и прямых отношений между сверстниками-сослуживцами. Он стал лицом к лицу с черною работою и искренно полюбил ее как существенную основу всякого дела. Взгляд его и на свое призвание, и на людей по необходимости должен был измениться. Прежние формы отношений к подчиненной среде, все эти чины и чинности были забыты, сделались даже смешными и удалены на задний план; впереди поставлено было дело, труд и работа, а потому и каждый истинный работник становился для Петра не только сослуживцем, товарищем, но [и] близким другом. К таким людям он привязывался всем сердцем, глубоко ценил и уважал их. Все обыкновенные существующие отличия и различия людей совершенно сгладились перед этим новым определением их значения и достоинств. А как важно и благотворно было это новое начало отношений для государственной деятельности, тому служит доказательством вся эпоха преобразований, явившая столько талантов, способностей, умственных и нравственных сил, которые до того времени или дремали среди умственного застоя, или почитались контрабандою.

Кроме того, при этом непосредственном, ближайшем знакомстве с черным трудом и его представителями мог с большею силою выработаться и тот необыкновенный дар уменья открывать в людях способности и таланты, выбирать полезных деятелей – дар, которым в высшей степени обладал творец нового порядка в русской жизни.

Вообще, время первоначальных потех Петра по своему значению для его истории заслуживает подробного изучения и тщательных разысканий.

Но вот среди детских игр и потех наступило, наконец, время книжного учения и писания. Крекшин[622] рассказывает, что книжное учение под руководством Зотова началось 12 марта 1677 г., т. е. когда царевичу был на исходе пятый год. Действительно, в царском быту обученье грамоте начиналось с пятилетнего возраста. Но, принимая в соображение детство Петра, которое, как отчасти уже видели, весьма рано выразило силу способностей ребенка, можно усомниться в точной справедливости[623] этого свидетельства, и тем более что Крекшин умалчивает о том, с азбуки ли начал Зотов обучение или с других книг, следовавших по тогдашнему курсу за азбукою. Притом Крекшин писал об этом, без сомнения, по преданию, по рассказам. Наводит нас на сомнение одно официальное указание,