Шрам: Легионер - Сим Симович

на стол, стол развалился с треском, алжирец остался лежать в осколках дерева. Драган дрался с двоими сразу, уворачивался, бил короткими ударами, в печень, в рёбра, в горло. Янек поймал ногой по животу, согнулся, но не упал, ответил ударом в пах, алжирец завопил, рухнул на колени, Янек добил его локтем по затылку.

Драка длилась меньше минуты. Легионеры дрались молча, жёстко, быстро, без лишних движений. Удары точные, калечащие, приёмы отработанные. Армейский рукопаш, смешанный с уличным, с опытом реальных схваток. Алжирцы не были готовы. Они дрались как пацаны на районе — размахивали кулаками, толкались, пытались схватить. Легионеры дрались как солдаты — ломали кости, выбивали дыхание, отключали сознание.

Когда всё кончилось, шестеро алжирцев лежали на полу. Один хрипел, держась за горло. Другой блевал кровью. Третий не двигался, отрубился. Остальные стонали, скрючившись. Дюбуа посмотрел на них сверху вниз. Нагнулся, схватил того, кто первый полез словами, за волосы, поднял голову. Лицо разбито, нос вдавлен, зубы выбиты. Глаза мутные, испуганные.

— Я убил восемнадцать человек в Африке, — сказал Дюбуа тихо, прямо в лицо. — Может, больше. Не считал точно. Все с оружием. Все стреляли первыми. Твой брат, если был там — тоже стрелял. И я не жалею. Понял?

Алжирец захрипел что-то, Дюбуа отпустил его голову, она ударилась об пол. Выпрямился, посмотрел на итальянца.

— Сколько за столы?

Итальянец молчал, смотрел на бойню, бледный.

— Сто евро, — выдавил он.

Ковальски кинул деньги на стойку, больше чем надо.

— За пиво тоже тут. Извини за беспорядок.

Вышли на улицу. Никто не преследовал. Дюбуа поправил куртку, вытер кровь с костяшек носовым платком. Не своя кровь. На других тоже брызги, ссадины, но все целы. Пошли дальше, по набережной, мимо кафе, мимо туристов, которые шарахались от них, видя лица, одежду, взгляды.

— Легко, — сказал Милош, довольный.

— Слабые, — согласился Попеску.

Янек потирал челюсть, получил зуб костяшками, синяк будет. Но улыбался.

Дошли до Рю Сен-Лоран, улица красных фонарей Марселя. Старые здания, неоновые вывески, девки в витринах, одетые в бельё, приглашающие жестами. Бордели на первых этажах, легальные, чистые, проверенные. Для туристов, для моряков, для солдат. Ковальски толкнул дверь заведения под вывеской «Рай». Внутри красный свет, музыка тихая, мягкие диваны, запах духов и табака. Мадам встретила у входа, пожилая, крашеная, с улыбкой профессиональной.

— Легионеры, — сказала она. — Давненько не видела. Сколько вас?

— Шестеро, — ответил Ковальски. — На час. Можем?

— Всегда. Сто пятьдесят евро с человека. Девочки на выбор. Напитки включены.

Заплатили, разошлись по комнатам. Дюбуа выбрал брюнетку, молодую, лет двадцати пяти, с усталыми глазами и поддельной улыбкой. Прошли в номер — кровать большая, чистая, зеркало на стене, тумбочка с презервативами и салфетками. Девка начала раздеваться, медленно, заученно. Дюбуа сел на кровать, закурил, смотрел.

— Ты с войны? — спросила она по-французски, с акцентом. Румынка, наверное, или украинка.

— Да.

— Куда ездил?

— Африка.

— Страшно там?

— Да.

Она разделась, подошла, начала расстёгивать его куртку. Руки опытные, быстрые. Дюбуа не сопротивлялся. Тело хотело тепла, близости, забвения. Хотя бы на час. Хотя бы ненадолго. Завтра снова будет Легион, казарма, приказ. Послезавтра — самолёт. Потом пустыня, жара, пули. Может, смерть. А сейчас была эта комната, эта девка, этот час купленного тепла.

Он занимался с ней молча, механически, без нежности, без слов. Тело делало своё, разум отключился. Потом лежал на спине, курил, смотрел в потолок. Девка принимала душ за перегородкой, шумела вода. Он думал ни о чём. Пустота внутри, привычная, удобная.

Час закончился. Оделся, вышел. Остальные уже ждали внизу, сидели на диванах, пили пиво, которое дала мадам. Лица довольные, расслабленные. Милош хлопнул Дюбуа по плечу.

— Нормально?

— Нормально.

Вышли на улицу. Ночь, холод, мелкий дождь. Пошли обратно к казармам, через пустые улицы, мимо закрытых магазинов, мимо бомжей на картонках. Город спал. Легионеры шли молча, плечом к плечу, как на марше. Братство без слов. Союз тех, кто завтра может умереть.

Вернулись в казармы к часу ночи, прошли караул, разошлись по баракам. Дюбуа лёг на койку, не раздеваясь. Закрыл глаза. Тело болело — от драки, от напряжения, от девки. Но в голове была ясность. Он сделал то, что хотел. Выпил, подрался, трахнулся. Выжил ещё один день. Завтра будет следующий.

Приказ есть приказ. А пока ты жив — живи так, как можешь. Жёстко, честно, без иллюзий.

Легион учил простым вещам.

Подъём был в пять утра, на два часа раньше обычного. Дюбуа проснулся от рёва Дюмона в коридоре, голос как сирена, режущий сон и похмелье.

— Подъём! Все в актовый зал! Пять минут! Боевая форма!

Барак ожил мгновенно. Легионеры срывались с коек, натягивали камуфляж, застёгивали ботинки, кто-то выругался, кто-то застонал. Дюбуа оделся быстро, автоматически, голова гудела после вчерашнего, во рту привкус табака и пива. Ковальски рядом морщился, потирал челюсть — синяк расцвёл фиолетовым пятном. Милош завязывал шнурки, лицо хмурое. Все чувствовали — что-то не то. Обычные построения не бывают в пять утра, после увольнительных.

Актовый зал был забит. Весь полк, человек триста, в боевой форме, невыспавшиеся, злые, настороженные. Офицеры у сцены, карта на стене, большая, Африка. На карте красным кружком отмечена точка в Центральной Африке. Банги. Столица ЦАР. Дюбуа знал это место. Слышал истории. Там шла настоящая резня — христиане против мусульман, правительство против повстанцев, все против всех. Город разделён на сектора, каждый день перестрелки, каждую ночь поджоги. Французский контингент ООН там держал позиции, но терял людей. Много.

Полковник Массон вышел на сцену. Старый вояка, седой, с лицом, обветренным тысячью маршей. Грудь в орденах и шрамах. Он не тратил время на вступления.

— Слушайте внимательно. Говорю один раз. Ночью повстанцы атаковали французские позиции в Банги. Аэропорт под обстрелом. Гарнизон блокирован, есть раненые, боеприпасы на исходе. Нам приказано немедленно перебросить два батальона на подкрепление. Вылет через шесть часов. Первая и вторая роты, плюс артиллерия и медики. Это не учения. Это боевая операция. Противник вооружён, мотивирован и готов убивать. Французское командование ожидает высоких потерь.

Тишина. Только гул вентиляции и чьё-то тяжёлое дыхание. Высоких потерь. Прямым текстом. Обычно офицеры говорили обтекаемо — «ситуация сложная», «будьте осторожны». Когда говорят «высоких потерь» — значит, всё плохо. Значит, будет мясорубка.

Массон продолжил:

— Обстановка следующая. Повстанческая группировка «Селека», пять тысяч боевиков, захватила три