Шрам: Легионер - Сим Симович

квартала на севере города. Вырезали христианское население, сожгли церкви, идут к центру. Французский гарнизон — сто двадцать человек — удерживает аэропорт и правительственный квартал. Боеприпасы на двое суток. Медикаменты на исходе. Эвакуация невозможна — аэропорт обстреливают из миномётов и РПГ. Наша задача — прорвать блокаду, обеспечить коридор, вывезти раненых, усилить оборону. Срок операции — неизвестен. Минимум две недели, максимум — пока не стабилизируется ситуация.

На экране за спиной Массона появились фотографии. Разрушенные дома, горящие машины, трупы на улицах. Много трупов. Женщины, дети, старики. Рубленые мачете, расстрелянные в упор. Дюбуа смотрел без эмоций. Видел такое раньше. Африка была такой — когда начинается резня, никого не щадят.

— Противник вооружён АК, РПГ, миномётами, техническими — пикапы с пулемётами. Есть информация о ПЗРК. Подходы к городу заминированы. Снайперы на крышах. Мирное население используют как живой щит. Правил нет. Женевских конвенций не соблюдают. Пленных не берут, наших — тоже. Если попадёте в плен — вас разрежут живьём. Видео выложат в интернет. Это не угроза, это факт. Уже три французских солдата так погибли в прошлом месяце.

Зал зашевелился. Кто-то выругался тихо. Кто-то сглотнул. Дюбуа не двинулся. Просто слушал, запоминал. Информация была важна. Знать врага — значит выжить дольше.

Массон кивнул капитану Леруа:

— Распределение по отделениям и брифинг — у командиров рот. Сборы — два часа. Проверка оружия и снаряжения — обязательна. Боекомплект полный, плюс дополнительные магазины. Бронежилеты, каски, аптечки. Берёте всё. Вылет в одиннадцать ноль-ноль. Опоздавших не ждём. Вопросы?

Вопросов не было. Или были, но никто не задавал. В Легионе не спрашивали «зачем» и «почему». Спрашивали «когда» и «как».

— По местам. Удачи, господа. И помните — вы легионеры. Вы не сдаётесь. Вы не отступаете. Вы выполняете приказ.

Строй распался. Легионеры потекли к выходам, молча, быстро, лица серьёзные. Дюбуа шёл вместе с Ковальски и Маликом. Поляк покачал головой:

— Банги. Пиздец. Слышал про это место. Там каждый день стреляют.

— Каждый час, — поправил Малик. — У меня кузен служил там в миротворцах. Говорил, что хуже Сомали.

— Весело, — хмыкнул Ковальски без веселья.

Вернулись в барак. Начали собираться. Дюбуа укладывал рюкзак методично, проверяя каждый предмет. Смена белья, носки, гигиена, спальник, пончо, сухпаи на неделю, таблетки от малярии, фильтры для воды. Всё по списку, ничего лишнего. Разгрузка: шесть магазинов по тридцать патронов, четыре гранаты, нож, мультитул, компас, фонарь, аптечка индивидуальная. Бронежилет — тяжёлый, керамические пластины, защита четвёртого класса. Каска с креплением для ночника. Наколенники, налокотники. Перчатки тактические. Очки баллистические. Платок для лица от пыли.

Оружие. FAMAS разобрал полностью, почистил, смазал, собрал. Проверил затвор, прицел, магазины. Патроны пересчитал — сто восемьдесят штук. Плюс коробка на двести в общем грузе. Гранаты проверил — чеки целы, корпуса без трещин. Нож наточил, испытал на ремне — резал как бритва.

Вокруг все делали то же самое. Барак гудел, как улей. Легионеры собирались на войну профессионально, без суеты, без паники. Кто-то шутил, натянуто, нервно. Кто-то молчал. Кто-то молился — Малик читал Коран, Попеску крестился. Янек писал письмо, быстро, корявым почерком. На случай если не вернётся.

Дюбуа ничего не писал. Некому было писать. Прошлое осталось в России, вырезано, забыто. Здесь у него не было никого, кроме Легиона. Если он сдохнет — его похоронят в полковом некрополе, поставят крест с именем Пьер Дюбуа, которое не было настоящим. И это было нормально. Так умирали легионеры — под чужими именами, на чужой земле, за чужие интересы.

В девять утра провели проверку. Командиры отделений прошли по строю, смотрели снаряжение, оружие, форму. Всё на месте, всё исправно. В десять погрузили рюкзаки и ящики с боеприпасами в грузовики, повезли на военный аэродром. Там уже ждали два транспортника — старые С-160 «Транзаль», брюхастые, серые, с открытыми трапами. Двигатели грелись, воздух дрожал от выхлопов.

Построились на лётном поле. Массон прошёл вдоль строя, смотрел в лица. Остановился у Дюбуа, посмотрел на шрам, кивнул. Ничего не сказал. Пошёл дальше. Легионеры стояли молча, оружие на плечах, лица твёрдые. Триста мужчин, готовых убивать и умирать. Армия последнего шанса, летящая в горячую точку.

— По самолётам! — скомандовал Леруа.

Потекли по трапам. Дюбуа сел у иллюминатора, пристегнулся ремнями. Рядом Ковальски, напротив Милош, Попеску, Гарсия. Лица серьёзные, сосредоточенные. Трап закрылся, турбины взревели, самолёт задрожал. Покатился по полосе, набирая скорость, оторвался от земли, пошёл вверх.

Дюбуа смотрел в иллюминатор. Внизу уходил Марсель, порт, море, побережье. Франция. Европа. Цивилизация. Через шесть часов будет Африка. Банги. Резня. Война без правил, где убивают всех, где пощады нет, где каждый день может стать последним.

Он откинулся на сиденье, закрыл глаза. Тело расслабилось, мозг отключился. Перед боем надо отдохнуть. Набраться сил. Потом будет некогда.

Самолёт летел на юг, сквозь облака, сквозь небо, в самое пекло. А внутри сидели триста легионеров, молчаливых, готовых, опасных. Солдаты, которых посылают туда, где остальные боятся идти. Которые идут, потому что таков приказ. Потому что другого выбора нет.

Пьер Дюбуа, он же Шрам, летел в Банги. В самую горячую точку. В место, откуда многие не вернутся. И он знал это. И принимал. Потому что был легионером.

Приказ есть приказ.

Глава 2

Самолёт начал снижаться через пять часов полёта. Дюбуа проснулся от изменения вибрации, от того, как турбины поменяли тональность. Открыл глаза. В иллюминаторе небо стало ниже, ярче. Внизу красная земля, зелёные пятна джунглей, изломанная лента реки. Африка. Центральноафриканская Республика. Банги где-то там, за горизонтом.

В салоне все проснулись, выпрямились, проверяли оружие, снаряжение. Рутина перед высадкой. Руки автоматически ощупывают магазины, гранаты, ремни разгрузки. Лица напряжённые, сосредоточенные. Кто-то пил воду из фляги, кто-то жевал сухпаёк. Янек смотрел в пол, губы шевелились — молился или считал что-то. Милош сидел неподвижно, как статуя, глаза закрыты, дыхание ровное. Боевая медитация. Ковальски барабанил пальцами по прикладу автомата, нервно, быстро.

Громкоговоритель хрипел, голос пилота, искажённый помехами:

— Внимание экипажу и десанту. Подходим к Банги. Аэропорт под обстрелом. Диспетчеры сообщают о миномётном огне и снайперах на окраине. Заход на посадку будет резкий. Приготовиться к манёврам. Высадка немедленная, двигатели не глушим. Как только трап откроется — выходите быстро. Времени нет.

Тишина. Потом лязг затворов — все досылали патроны в патронники. Щелчки предохранителей. Дюбуа проверил свой FAMAS, магазин на месте, патрон в стволе, предохранитель снят.