Дом в степи - Сакен Жунусов

Он вывернул машину на поперечную дорогу и погнал навстречу несущемуся снегу. Дерягин, как сидел, так и остался, даже глаз не раскрыл.

Несколько километров машина бежала ровно, уверенно, и Халил с надеждой посматривал вперед, ожидая вот-вот увидеть огоньки жилья. В сумерках надвигающейся ночи разыгравшийся буран, казалось, двигался стеной. «Дворники» уже не справлялись с обилием снега, и видимость с каждой минутой становилась хуже.

Халил не сразу отдал себе отчет, почему это вдруг смолкло ровное сильное гудение мотора. В наступившей тишине машина пробежала еще десяток метров и незаметно остановилась, словно уперевшись в густую пелену снега. Нажимая на стартер, Халил с отчаянием чувствовал свое бессилие,- где-то в глубине мотора раздавалось лишь короткое рычание, и снова все смолкало.

- Бензин посмотри,- не раскрывая глаз, медленно произнес Дерягин. Засунув руки в карманы, он еще глубже ушел в воротник.

Припав к самым приборам, Халил увидел, что догадка молчаливого попутчика верна: красненькая стрелка, будто язычок ящерицы, колебалась на нулевой отметке.

- Кончился!- сказал Халил и выругался.

Старая истина дальних дорог - кончился бензин, кончились и возможности водителя. Теперь не помогут ни опыт, ни умелые руки. Остается одно - сесть и терпеливо ждать случайной машины. Только с бензином, отсосанным канистру из чужого мотора, придет спасение.

В полной темноте и неподвижности люди обречены были прислушиваться к завыванию степной метели. Весь мир стал ограничен близкими стенками кабины. На стекло быстро намело целый сугроб, и скоро кабина настолько выстыла, что изнутри, совсем

закрывая «дворники», стала настывать плотная пленка изморози. Озноб коснулся сначала ног, затем незаметно пробрался к пояснице. Передернув плечами, Дерягин выплюнул папиросу и раздавил ее с таким ожесточением, будто голову гадюки.

- Черт побери! Мне же в район вот так необходимо! Чтобы согреться, он задвигал руками, принялся яростно растирать озябшие уши. Сильно стыли руки.

- Уезжать собрался?- скупо обронил Халил, совсем не глядя на соседа.

- Допустим.

- Домой поедешь?

Дерягин, хлопая своими огромными ладонями, лишь усмехнулся.

- Домой... В тюрьму пойду!

Приняв его ответ за издевку, Халил равнодушно пожал плечами:

- Да хоть бы и в тюрьму. Мне-то что? Дело хозяйское.

Дерягин с неприязнью покосился на него:

- А не боишься, что я с собой еще кое-кого прихвачу?

- Выбрал уже?

- И давно... Только не бойся, не красавицу твою. Тамара тебе останется. Уступаю^ на добровольных началах. А вот папашку твоего прихвачу. Вредный старичок.

Резко повернув голову, Халил недоуменно уставился на взъерошенного не столько от холода, сколько от непонятной злобы соседа.

- Ты к чему это?

- А ни к чему. Поживем - увидим...

И затопотал, заколотил одна о другую ногами, чтобы хоть как-то унять болезненное покалывание в пальцах. Примета нехорошая - пропасть, совсем замерзнуть могут ноги!

Непопятные намеки случайного попутчика насторожили Халила, но расспрашивать он не решился. С того дня, когда они виделись в последний раз, Дерягин

сильно переменился. Болел он, что ли? Где-то пропадал же столько времени!.. Но почему, с какой стати он заговорил вдруг об отце?

Крепко раздавив о ветровое стекло окурок, Дерягин сплюнул, растер ногой.

- Машинку-то новую дали? Доверили, значит?’

- А я вроде и не выходил из доверия!- тут же отпарировал Халил.

- А... если еще раз спалишь?- с непонятной интонацией продолжал допытываться Дерягин.

- Там моей вины не было. Все знают... А машину восстановим. Рама есть, кабина тоже уцелела. Соберем как-нибудь...

Слушая, Дерягин покорно кивал головой: «Так, дескать, все это так...»

- Ты вот что, парень,- неожиданно позвал он после некоторого молчания.- Ты мне вот что скажи... Почему у твоего папашки нутро такое черное? Первый раз вижу, чтобы человек к родному сыну так относился...

- Тебе-то откуда известно, как он ко мне относится? По-моему, нормально относится.

- Нормально,- усмехнулся Дерягин.- А что ты скажешь, если он знает, кто спалил твою машину, и молчит?

- Отец этого не знает. Не может знать! Откуда ему?..

- Оттуда. Все он знает!.. И если хочешь знать, так это я поджег. Ну?.. Чего выпучился? Точно - я. Хотел папашке твоему пшенички отвезти, ну и... Что, все еще не веришь?

- Да н-нет...- медленно проговорил Халил, обескураженный неожиданным признанием. Верить, нет? Может, врет? - Только вот одного не пойму: такой, на тебя посмотришь, лоб, а душонка, выходит, трусливая, как у зайчонка. Вот что интересно.

- Ладно, отвали,- устало отмахнулся Дерягин, нисколько не рассердившись, и словно забыл о разговоре,- засунул руки в рукава, съежился, нахохлился, затих.

«Как они сошлись с отцом? Что их связало?.. Наверное, все эти проклятые деньги. Из-за рубля отец на что угодно пойдет. Все ему мало»!- думал Халил, вспоминая сундучок для выручки от торговли. Посмотрел бы кто, как отец, священнодействуя, складывает туда разглаженные и сосчитанные бумажки! Вся жизнь его в этом сундучке. Он его и погубит в конце концов, как погубил Жалила. Чего уж теперь скрывать: из-за денег, только из-за них погиб той зимой старший брат. Торговал, торговал, да вот и доторговался...

Халил на всю жизнь запомнил ясный морозный день, когда в степи отыскали и привезли Жалила. Он спал и вдруг проснулся от топота ног, крика и хлопанья дверьми. Спросонья Халил не сразу разобрал, что это за люди, много людей, гомоня, неловко вваливаются в комнату. В распахнутую дверь валят клубы холода, одежда людей залубенела на морозе и гремит, как жестяная. Пронзительный истошный крик матери и Акбопе. Мать, кажется, упала без сознания. Вместе с Халилом проснулись и малыши. Круглыми от страха глазами они смотрели, как незнакомые обметанные инеем люди укладывают на лавке неподвижное тело отца. И странно показалось тогда Халилу, что брат, всегда так весело вбегавший в комнату, на этот раз вытянулся на лавке и замер без движения. В одном белье, босиком, Халил соскочил на пол и бросился к лавке. Он обхватил холодную голову покойного и замер, зажмурился, испытывая огромное желание заплакать, закричать, как женщины, чтобы с криком и слезами вырвать из тоскующей души боль неожиданной утраты.

Жалила погубила торговля. Всю зиму, начиная с первого снега, пропадал он на базаре, то и дело мотаясь в Омск: отец подгонял его, торопясь не упустить высоких цен на базаре. Люди, искавшие Жалила, подобрали сначала сани, а потом уж, под тем одиноким деревом, которое срубил Дерягин, нашли и самого.

Вошел со двора Карасай и, близко подойдя к лавке, долго смотрел в лицо покойного сына, затем погладил