Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А одна ночь такой холодной случилась, что казалось, будто по снегу там лошадь Моривы копытами переступает. Сидим мы, слушаем трески-то эти, да вдруг как начнёт кто-то в ставни бухать.
– Ну всё, – Василёна говорит. – Видать пора нам с Летом, сама пришла!
– Да что ты, баб Василён! Не померли вы ещё, а Морива за живыми не ходит, – говорю и тут же спрашиваю. – Кто там?
А из-за окна хрип:
– Пустите, люди добрые…
Голос незнакомый, не суседский. Мы переглянулись – страшно, я ещё лешек вспомнила, что голос человечий подделать могут… Но всё ж, а если правда человеку помощь нужна?
Спрыгнула я с печи, пока в сени иду, кричу:
– Я открою, а ты смотри, коли со злом – так я невеста Тёмнова!
А оттуда опять хрип:
– Не… Не со злом.
Двери распахиваю, а он мне прямо под ноги валится. Здоровенный мужик, волосы серебряные. Да смотрю – голышом почти, только плащ с опушкою на нём. Я лучинкою-то свечу, а пол в крови!
– Ну мужик! – только и выдохнуть смогла.
– Кровь… След за мною. Придут по нему.
Гляжу на улицу – правда пятна на снегу под лунным светом серебрятся.
– Василёна, Лет, помогите мужику, – кричу, – я сейчас!
А к нему склоняюсь, самой страшно, а пугаю:
– Если что со стариками мне сотворишь, я тебя до Тёмна провожу!
Мазнула по крови ладонью, кожушок свой схватила – и прямо на мороз бросилась. Крови порядочно накапано, но я снегу взяла, с кровью перемешала, и зашептала заговор, чтоб снег кровь-то всю припрятал. Я ещё с хитростью так, мол, для тварей Тёмновых, для нечисти стараюсь, пусть поглубже в землю уйдёт – там хворунов накормит. И бегу, всю кровь прогоняю, а след до леса и глубже. На край стала, и давай пуще прежнего заговаривать, чтоб заговор мой подальше покатился, чтобы всю кровь смыл. У самой в ушах сердце стучит, а слышу сквозь стук голос будто из-под земли да холоднее ночи: «Моя…» Только глаза опустила, пригляделась, а под ногами волчьи следы!
Я скорее домой. Только и думаю, как бы беды не вышло… Но ничего, старички мои нетронуты, кое-как с мужиком управились, поближе к печи его подтащили. Я кровь из сеней прогнала, дверь на все засовы заперла, только потом уж выдохнула.
Мужик лежит, хрипит, да ясно от чего – грудь у него вся исколота, живот исколот – не жилец по всему. Коли б человеком был.
– Василёна, Лет, вы не бойтесь, воды мне тёплой принесите, ветоши. Не зовите никого.
Они перепуганы, не понимают ничего, но делают. Покуда они с водою возились, я к самому его уху наклонилась и говорю, про себя Светлу молясь, чтоб голос не дрогнул:
– Ты, волк, сразу думай: али не тронешь никого, али я тебе сейчас гвоздь золотой в глаз вгоню – и дело с концом.
Гвоздя золотого у меня, конечно, не было.
Смеётся через хрип:
– Невеста… Даю тебе слово колдовское, что не трону людей в деревне.
Чувствую я, что колдовство творится, я уж подскочила, а оборотень спокойный, не шевельнулся. Вижу, буквы божьи замельтешили над нами, и в уговор сложились.
– Это чего? – спрашиваю.
– Так уговор колдовской, – удивляется. – Иль ты мне на слово уверовала? Нет, я бы из без договора никого не тронул, но решил, что тебе так покойнее, чем гвоздём стращать. Коль нарушить решу – и так помру, без всяких гвоздей.
Я про такое и не думала, а ведь и правда – колдовское слово мир слышит, и Тёмн со Светлом вечно уговоры заключают, а чего бы и колдунам так не уметь. Я уж промолчала, чтоб за умную сойти, а оборотень улыбается – понял, что малоучка я.
– Больно очень, – говорит. – Раны золотые.
– Терпи, – отвечаю. – У меня, может, и получится твои раны заговорить. Человечьи не смогу, а твои смогу.
– Судьба, значит, – и смеётся всё, хоть кровь со рта течёт. – Фёргсвард меня звать, Светлов Меч по-рувски.
– Хорош Светлов меч… А я – Врана.
– А я уж доверился тебе…
– Потому что волосы у меня вранового цвета! – прикрикнула даже на него, а самой смешно и страшно. – Ты поверь, гвоздь, ежели что, воткну!
– Нету у тебя гвоздя-то.
– Был бы – не забоялась и воткнуть!
Спорить даже не стала, не очень-то Фёргсвард гвоздя этого страшился. Да ещё и кошки проснулись поглядеть, что за шум, сели кто куда, и на печь, и на лавку, а всё за оборотнем внимательно глядят. Но не воют, не кидаются на него.
– Смотри, Врана, даже кошки не в тревоге, – кивает. – От того, что чуют – не со злом я. Иначе бы изукрасили мне лик коготочками. Кошка – умный зверь, кошке верь!
– Ты и гусляр ещё…
– Это у нас поговорка такая, а в перевод на ваш всклад получается.
– Ну я-то не дорожница…
Фёргсвард рассмеялся так весело, что я даже улыбнулась – приятно, когда шутку непростую ценят. И вообще мне Фёргсвард понравился. Понял ведь, что вру, но клятву колдовскую сам произнёс. Стала я его лечить. На лавку уложила, старичкам своим велела не пугаться, да тихо посидеть, не смотреть, что делаю. Воду Тёмновым холодом заговорила, стала золото из ран вымывать. Фёргсвард сидит – краше на костёр кладут, да в шею мою всё смотрит, зубы стискивает.
– Только не кинься, – предупреждаю.
– Да ты не бойсь, я себя за холку крепко держу… А руки у тебя… чу́дные. Как проведёшь – так боль отступает. Слыхал я, что невесты Тёмновы нечисть исцелять умеют, да не видел ни разу.
– Я волков так-то тоже не гладила, – говорю.
Раны все вычистила, в плащ его завернула, а сама в сени отошла, ножом по руке полоснула да крови ему чарку набрала. Возвращаюсь – уж носом водит ровно как пёс, что молоко унюхал.
– Пей, – говорю. – Скорее твои раны затянутся.
– Да зачем ты, Врана, я крепкий, так бы справился…
Но вижу, как не терпится ему, как губы кусает да зубами скрипит. Жуть оно – волком быть, думаю.
– Пей, давай. А то придут преследователи твои, а ты на лапах не стоишь. Я след кровавый замела до самого леса и глубже в лес, но лучше тебе поскорее восвояси уходить отсюда, раз за тобой погоня какая.
Он чарку взял, головушку передо мной склонил, а после в один глоток
