Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тюрьме церемонии и условности, когда пара становится парой лишь спустя несколько этапов ухаживаний – излишняя роскошь. В тюрьме пара может образоваться именно так, после секундного пересечения взглядами через решетку. И надо сигналить о своих намерениях именно так: моментально и неприкрыто. Хочешь познакомиться? Действуй! И Лика действовала. И что же? Все были довольны и счастливы. Пацаны-то уж точно. Еще бы, незапланированные впечатления! Внезапное приветливое женское личико! Вживую! Но довольнее всех выглядела Крошка-Лика. Стоит, чуть ли не подпрыгивает, такая разгоряченная, глаза светятся все ярче, а щеки становятся все румянее и румянее.
Ну прямо словно девушка, пришедшая на танцы, которую вдруг окружила куча кавалеров. Кого же выбрать, как же выбрать, все такие классные!.. Точно! Так вот что мне напомнило поведение этой Лики! Вот на что походила вся ее ажитация! Она вела себя так, как будто ехала на дискотеку! Где ее ждут музыка, танцы, выпивка, знакомства и ухаживания – в общем, самые отчаянные угар и веселье. Она ехала и прямо-таки предвкушала это веселье. И вот оно наступило. Правда без музыки и танцев, но со знакомствами и фактически ухаживаниями. Пусть и через железную решетку-стенку. Поэтому она так и сияет в этот момент! Потому что знает, что дальше к ней в «хату» неизбежно кто-то «зайдет»! Ей сегодня выпал шанс продемонстрировать «женихам» свое раскрашенное личико. Пусть на долю секунды, но продемонстрировать. И она этим шансом воспользовалась! Как женщина, ищущая себе пару, она сделала в этой ситуации все, что могла. Прожила эти часы максимально продуктивно, на всю катушку! Потому что другого в ее жизни – увы, не будет.
И в этом ее женском стремлении познакомиться, понравиться, найти себе пару кипело столько жизненной энергии, столько витальности, что мне, замученной и уставшей на тот момент, оставалось только поражаться увиденному…
Но, разумеется, не все второходы были такими энергичными и жизнерадостными. Большинство из них как раз-таки походили на хорошо выжатые жизнью лимоны.
…Вот я застреваю как-то при очередных пятнашечных играх с двумя девушками-второходками. В одном отсеке автозака. Застреваю надолго.
Сначала сижу молча и просто слушаю. Эти ранее не знакомые между собой второходки быстро знакомятся и начинают делиться своими мытарствами. И выясняют, что их истории очень похожи. У каждой статья 228, наркотики, сбыт нескольких граммов. Не в первый раз уже. За плечами длинные сроки. Да и сейчас светит от десяти лет. Каждая побывала в мордовских лагерях. Вернее, в одном и том же лагере. Но в разные годы. И вот они сидят и вспоминают, кто в том лагере был начальником, кто был в «активе», кто был «сукой». И кто пришел на их места… Как поменялись условия. Называют какие-то местные специфические понятия и обозначения. Звучат неведомые слова: «барак», «плац», «чайхана», «шизо», «сус»… Всплывают жуткие подробности. Про нереальные нормы выработки, нечеловеческий режим, постоянные травмы от швейных машин… Добавляются детали – у одной ВИЧ, у другой Гепатит С. Я смотрю на их пожухшие лица, сгорбленные фигуры и понимаю, что этим девушкам едва за тридцать, а выглядят они на сорок с гаком! Они прошли настоящие тернии. Но не к звездам. А совсем наоборот. И я вижу, что они намеренно не думают о своих безрадостных перспективах. Что о них думать? Чтобы тут же побежать и вздернуться?..
Но несмотря на чудовищность обсуждаемого, лица этих девушек радостно оживают, едва они начинают вспоминать то одно, то другое. И я понимаю вдруг со всей ясностью, что пока мы, ранее свободные люди, проживали свои судьбы на воле и получали все свои впечатления в большом реальном мире, состоящем из кучи разных граней – тут тебе семья, друзья, работа, театры, кино, свидания, посиделки, путешествия, спорт – то вот конкретно у этих барышень в их недолгих жизнях ничего этого не было! Одна только серая удручающая реальность мордовской зоны! Они видели лишь один процент от всего жизненного спектра! И все их вспоминания, мысли и дальнейшие планы крутились только вокруг этого. Безрадостного и безнадежного. И так жалко их стало в тот момент! Хотя, судя по всему, они да, были виновны в тех преступлениях, за которые их посадили. Но все равно…
И вот сидят они и обсуждают реально животрепещущую для них тему, что там с нормами выработки? На этих промках и швейках. А я совсем рядом. И думаю, дай-ка спрошу. Кое-что. Не ответят – и ладно. Что я теряю? Да, как правило, первоходы и второходы почти никогда не общались. Даже оказываясь в одних пространствах. Игнорили друг друга. Не специально, конечно. Просто у второходов за плечами имелся тот страшный и убийственный опыт, который раз и навсегда отделял их не только от всего свободного мира, но и от первоходов тоже. Поэтому второходы, как водится, были сами по себе. На своей волне. А первоходы – на своей…
Но тут мы находимся лишь втроем, и я вижу, девчонки все же не прожженные уркаганши. Просто окончательно увязли в трагических перипетиях. И спрашиваю:
– А как вы думаете, почему все так устроено? Кому все это на самом деле нужно? Вся эта убийственная система? Эти каторжные условия на зоне?..
Они посмотрели на меня сначала мега-удивленно. Но потом все же начали отвечать. Развернуто. Самим, видимо, захотелось вербализировать то, о чем давно думали. И начали от своего личного, пережитого.
– Ну мы шили форму… МЧС, ДПС, полиция и так далее. Себестоимость одного комплекта – только цена материалов. Нам платили копейки. В месяц рублей 200–300. Себестоимость формы – несколько сотен рублей, а продавали ее уже за несколько тысяч. Мы сами видели в местном магазине… Объемы производства огромные. Нормы задают просто безумные. Умри, но сделай! Мы и делаем. И кто-то да, умирает.
– Значит, и разница в цене – на миллионы миллионов идет? А кто ее забирает? – спрашиваю.
– Ну кто ее забирает? Понятно же, кто. Хозяева ИК… Они, наверное, отстегивают
