Таргитай-2. Освобождение - Юрий Никитин

Таргитай ощутил волну запахов приближающегося леса – живицы, мха, гнилых листьев. Он ощутил запах желудей, тонкий аромат лесных трав, запах тины в реке.

***

Таргитай, понукаемый Стефеем, понуро насобирал дров. Потом воин быстро и умело развел костер. Пока ходил в кусты по нужде, дудошник свалил почти все дрова в огонь, и теперь пламя взвилось чуть ли не до небес, щедро исторгая из себя искры. В темноте рядом виден силуэт кобылицы – Сивка жрет листья вместе с ветками с ближайшего дуба, вместо того, чтобы, как все кони, скромно щипать травку.

Невр смотрит на огонь радостно, улыбается во весь рот, как ребенок. Ему вспомнился костер на праздник Огня, который жгли в Деревне в Лесу с приходом весны. Туда сваливали накопившийся за зиму хлам, старую обувь, протершиеся шкуры.

Невры радостно плясали вокруг, взявшись под руки. Потом парубки с девушками прыгали через священный Огонь, очищаясь после проведенной в дуплах да землянках зимы.

Костер складывали большой. Чем больше земли осветится, тем больше освятится, рек волхв Боромир. Затем поджигали огромное обмазанное дегтем и обмотанное пучками сухих трав колесо, толкали с крутого берега, славя вновь родившееся после долгой зимы Солнце, и радостно смотрели, как коло, охваченное огнем, катится в воду.

Улыбка Таргитая померкла – как раз в тот день после проваленного посвящения в Охотники его с Олегом изгнали. Если бы с ними не ушел Мрак, их бы наверняка сожрали упыри или поймала дрягва и тоже принесла в жертву упырям… Он медленно вынырнул из водоворота воспоминаний, огляделся. Узрел Стефея, Сивку-Бурку поодаль в темноте. Кобылица негромко фыркнула, словно посмеялась над его немного рассеянным видом.

– Дурень, – устало проворчал воин, укладываясь на голую землю. – Спалил все сразу. На ночь не хватит, иди опять за дровами.

– Может, тебе хотя бы камень под голову? – предложил добрый Таргитай.

– В задницу тебе камень…, – пробурчал Стефей полусонно. -

Вскоре он уже спал с едва слышным посапыванием, что изредка переходит в храп. От этого звука Сивка пару раз поднимала голову, смотрела с осуждением, но потом продолжала есть – из темноты доносится негромкий шелест листьев и хруст сгрызываемых веток.

За дровами Тарх, понятное дело, не пошел. Улегся на землю, так, чтобы смотреть в темноту, боком к огню, хотя Мрак всегда учил, что надо к пламени спиной. Чтобы узреть, если кто будет подкрадываться. Пальцы сами нашли за пазухой дудочку. Достал, любовно погладил, и принялся негромко играть. Пару раз быстро глянул на Стефея, но тот спит богатырским сном, иногда всхрапывает, как конь в стойле.

Невр принялся играть давно крутившуюся в голове мелодию, сочинять песню о заточенной в башне невинной прекрасной деве и старом уродливом царе, который мечтает ее взять. Но тут явился богатырь и спас красну девицу. Мелодия звучит не очень, слова ложатся плохо, приходится обдумывать, подгонять лучше, одно под другое. Тарх стал пробовать дудеть на разные лады, наконец, махнул рукой и начал просто играть грустную мелодию, что вдруг стала рождаться сама собой.

Через несколько мгновений раздался негромкий серебряный звон. Таргитай отнял сопилку от губ, и повернулся туда, где послышался этот чарующий звук – к костру. От удивления широко раскрылись глаза – из высокого огня вышли две девушки, одна другой прекраснее. Обе одеты в яркие сарафаны, словно сотканные из пламени. Рыжие волосы у одной заплетены в косы, у другой распущены, красиво спадают на спину и плечи.

– Смотри, Искрянка, – произнесла та, что с косами, с удивлением в голосе, – это и есть тот витязь на летающем коне!

– Да, Огняна, – молвила дева с распущенными волосами, – тот самый, что уничтожил Ингдобряна. Он мертв, наши оковы исчезли!

Легко ступая по пылающим веткам, девушка ступила на землю. Ее сестра держится рядом. Обе с любопытством взирают на Таргитая и сопилку.

– Смотри, сестра, – сказала Искрянка тихонько, ее глаза удивленно округлились, – у него дудочка. Ты тоже волшебник, витязь? Музыку могут играть лишь волшебники.

– Как тебя звать? – спросила Огняна с улыбкой.

Таргитай назвался. Потом встал, пораженный неземной красотой девушек.

– Кто вы такие?

– Мы сестры огняшки, – сказала девушка с косами. – Нас заклинаниями заточил злой колдун Ингдобрян. Но ты его уничтожил, Таргитай…О, я вижу, ты не простой богатырь…Ты…– Огняна закатила глаза, и вдруг там полыхнул огонь. Она посмотрела на Таргитая неверяще, отшатнулась. – Неужто сам…Сварог??

Изумленные девушки поклонились в пояс.

– Благодарим тебя, избавитель. Ты несешь на землю добро и справедливость, и не только для людей!

Таргитай улыбнулся, не в силах оторвать глаза от Искрянки, рыжих волос, что струятся по плечам и спине, точно огненные ручейки.

– Нам пора, сестра, – молвила Огняна. – Пока еще горит костер. Нас ждут отец и братья! Наконец-то мы свободны и можем вернуться домой!

– Ступай, сестра. Я тебя догоню!

Огняна посмотрела понимающе, кивнула.

– Не задерживайся. Ты должна успеть обратно, пока костер не погас.

Девушка повернулась и шагнула в огонь – костер жарко пылает, высотой как раз ей по макушку.

Оставшись наедине с Таргитаем, ее сестра попросила:

– Сыграй для меня, Сварог-Таргитай. О тебе летит молва. Твои песни чудесны и творят волшебство. Может, они смогут исцелить мою тоску. Я столько уже наблюдаю за вами, людьми. Пусть ты и бог, но все же…часть тебя – по-прежнему от человека.

Таргитай, глянул на Стефея, тот все еще спит, как коней продавши. Невр принялся играть. Из сопилки полилась сперва та самая грустная мелодия, что играл до прихода девушек – о круговороте Добра и Зла на земле, о Жизни и Смерти, Яви и Нави. Потом мелодия сама собой сменилась на более веселую, радостную.

Искрянка узрела, как в ночном воздухе распускаются, вспыхивая, огненные цветы, а потом медленно и красиво гаснут. Она увидела, каково это – жить человеком, а не существом из огня, воды или быть русалкой. Как прекрасно живут люди – смеются, радуются, любят, рожают детей, поют песни, удивляются бескрайнему миру и его главному чуду – жизни. Но за все это расплачиваются горем, слезами, войнами, предательством и обманом, страшными болезнями. В конечном итоге – костром. Таким же, из которого она вышла с сестрой, только много больше. И жгут его во время тризны.

– Как это прекрасно…и ужасно – быть человеком, – едва слышно произнесла она, когда дударь перестал играть. В глазах девушки появилась вселенская печаль.

– Да, – сказал Тарх с неловкостью и развел руками. – Но хорошего – больше. Мы можем любить. Мы готовы жертвовать собой ради другого. У нас есть песни! Это отличает нас от зверей.

– Я тоже могу любить, – тихонько молвила