Таргитай-2. Освобождение - Юрий Никитин

– Там как раз есть солома и старая попона с седлами, – кивнула Яга. – Устроишься поудобнее, Таргитай, хе-хе. Да и внучка будет рада, а то веками гостей не зрит.

От этих слов Стефея передернуло. Он живо представил бабку еще уродливее Яги, хоть и не такую старую. Ноги сами понесли его к выходу из избушки.

– Смотрю, ты любишь женщин постарше, – негромко хохотнул он и вышел за дверь. – Угораздило же поехать с геронтофилом…

– С херо…геро…чем? – не понял дудошник, обиженно надул губы.

Когда дверь за Стефеем закрылась, и снаружи донеслись удаляющиеся шаги да приветственное конское ржание, Таргитай повернулся к Яге.

Он вздрогнул от неожиданности, но потом губы расплылись в улыбке.

Перед ним уже не старуха-Яга, а красивая статная женщина. Мокошь одета в яркий сарафан. От спадающих на плечи черных кос исходит мягкое золотистое сияние. Вместе с ним Таргитай ощутил волны безмерной мудрости и материнской любви – не только к себе, ко всем людям, зверям, птицам и даже гадам ползучим.

На каждом плече у нее сидит птица. У каждой женское лицо с клювом. Одна исходит золотистым, другая – серебряным сиянием. Тарх вспомнил, что это Доля и Недоля, помощницы Великой Ткачихи, Матери-Прародительницы, которую предки нарекли Мокошью.

На миг ощутил себя ничтожно мелким перед великой богиней, его окутало неизмеримое чувство уюта, беспечности, словно вернулся в далекое детство, где не надо ни работать, ни преодолевать трудности, живи себе беспечно, играй на дудочке, строй глазки девкам, ешь от пуза. Правда, мелькнула мысль, как раз за это потом и выгнали…

– Будь осторожен, Сварог, – произнесла Мокошь негромко. – Этот поход труднее и опаснее прошлого путешествия. Доверяй лишь тому, кто будет готов отдать за тебя жизнь… Тебе грозит опасность не только от Горыныча.

– Благодарю за напутствие, – вымолвил Таргитай, вновь приходя в себя, возвращаясь во взрослую жизнь, полную тягот, опасностей и обязанностей. В жизнь, где несет ответственность не только за себя, но и как бог – за весь людской род, особенно за простых людей в деревнях, которых норовит обидеть более сильный, богатый да знатный. – Ты поможешь?

– Помогу, чем смогу, – молвила Мокошь с улыбкой. Затем вернулась к кудели со льном, села за прялку и начала превращать лен в сияющую золотом нить людских жизней. – Ступай в сарай. Утро вечера мудренее.

Таргитай поклонился в пояс. Затем вышел, закрыв скрипучую дверь. Снаружи уже наступила ночь.

Мокошь осталась одна, пальцы медленно прядут нить жизни. Она принялась негромко напевать. На лавке Доля и Недоля тянут нить дальше, Недоля всматривается, потом изредка клюет – один удар клювом, быстрый и сильный. Каждый удар клювом – одна оборванная жизнь, искалеченная судьба, страдания, муки, горькие слезы и плач.

Богиня вдруг узрела в сияющем облаке Таргитая со Стефеем. Вокруг них возвышаются белоснежные горы, пики касаются туч, а где-то и утопают в них. Невр стоит далеко впереди, что-то высматривает вдалеке. Стефей целится ему в спину из лука, пальцы в кожаной рукавице спускают тетиву, и стрела мчится к Таргитаю-Сварогу. Стальной наконечник бьет в спину под левую лопатку – туда, где бьется сердце.

Мокошь закрыла глаза, покачала головой. Видение пропало. Она принялась негромко шептать защитное заклятие, говорить нараспев, вспоминая Рода, Его первозданный сияющий Свет, и все Добро и Зло, что Он посылает людям. Затем посмотрела на Недолю, та подняла голову с женским лицом, взглянула на Мокошь с вопросом в глазах.

– Пусть нить его жизни останется целой, – сказала богиня. – По крайней мере, пока.

Птица моргнула и вновь принялась смотреть на золотистую нить людских жизней, время от времени ударяя клювом. Мокошь стала негромко петь дальше, чувствуя, как кудель льна в прялке превращается в нить, и в воздухе едва слышно раздаются крики новорожденных, сливаются в далекий шум, подобный рокоту горной реки. Сама жизнь нескончаемым потоком струится через ее пальцы, то зарождаясь, то исчезая, чтобы потом зародиться вновь.

***

Стефей проснулся с первыми лучами восхода, поднялся с земли, зябко повел плечами, поправил металлические браслеты на могучих руках. Поднял седло, которое ночью подкладывал под голову, неспешно надел назад на своего гнедого.

Конь тихонько заржал, тут же отозвался пегий скакун Таргитая. Оба принялись жевать траву. Тем временем за спиной раздался шорох, затем скрежет старого ворота. Стефей повернулся и замер. Глаза в изумлении вытаращились, челюсть отвисла.

За покосившейся избой на куриных ножках, возле такого же ветхого, дряхлого сарая стоит неописуемой красоты девица, крутит ворот колодца легко, будто тростинку. На ней расшитый узорами сарафан, светлые, как лен, распущенные волосы спадают на плечи. Сарафан спереди оттягивают тугие груди. Воин сглотнул слюну, поспешно двинулся к девушке.

Завидев его, девица приветливо улыбнулась, без труда вытащила деревянное ведро, перелила воду в запасное.

– Здравствуй, богатырь! – сказала приветливо, с улыбкой. – Каково почивалось?

– И тебе здравия, красавица, – проговорил Стефей. – Почивалось неплохо, но могло…гм… и лучше. Тебя как звать?

Девушка улыбнулась, убрала с лица непослушные волосы. Затем опустила ведро и принялась завязывать их в хвост. Подняла руки, отчего груди стали натягивать ткань сарафана еще сильнее, чуть не прорывая острыми кончиками. Стефею захотелось взять их в ладони и…он ощутил, как кровь прилила к чреслам.

– Я – Василиса Прекрасная, – молвила девушка. – Внучка Яги. А тебя как звать?

– Я….Стефей… – сказал воин и развел руками. – Стефей…гм…Дурень Стоеросовый.

– Отчего тебя так прозвали? – рассмеялась красавица.

– Да вот…, – пробормотал он, в неловкости разводя руками, – есть за что…

Из сарая вышел заспанный Таргитай. На ходу легко закинул за спину перевязь с Мечом, будто тот весит не целый пуд, а выструган из дерева. Подойдя к Василисе, нежно погладил по плечу. Девушка, увидев его рядом, радостно бросилась невру на руки, заглянула в синие, как небо, глаза, страстно прильнула к его губам своими.

Стефей метнул гневный взор в Таргитая, отвернулся. Гордо расправив плечи, пошел назад к коням. В следующий раз буду ночевать в сарае, вертелась злая мысль. Главное, чтобы тоже внучка, а не старая уродливая карга…

Глава 3

Едва они с Таргитаем вышли назад, как увидели, что коней нет, а вместо них стоит могучая, статная кобылица. Черно-синяя кожа, как небо в грозу, грива кажется расплавленным золотом, что стекало, но так и застыло, ярко сияя в это солнечное утро.

Копыта настолько широкие, что каждое с легкостью накроет собой и раздавит голову взрослого человека.

Таргитай улыбнулся при виде Сивки-Бурки, словно узрел давнего друга. Кобылица