Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

«промежуточного» варианта [8]. Похоже, они могли принадлежать представителям восточноазиатской популяции Homo heidelbergensis или даже неандертальцам, которые позже, с приходом современных людей, были вытеснены [9].

Ясно, что анализ формы черепа — дело очень сложное. Анатомические особенности варьируются не только от одной популяции (или вида) к другой, но и внутри популяций. Еще больше усложняет задачу то, что отличия внутри популяций часто более заметны, чем между ними [2, 7]. И если вы хотите выявить отличия между группами, то должны тщательно отбирать характерные признаки. Другая большая проблема заключается в том, что мы еще не понимаем, каким образом различные особенности анатомического строения черепа связаны или соотносятся друг с другом. Такие связи так или иначе могут искажать результаты независимо от того, что мы делаем — просто «подсчитываем» отличия или выполняем измерения, пытаясь, как Крис Стрингер, провести более объективное исследование.

Эти связи немного трудно понять. Но, например, представьте, что, если с самого детства вы постоянно что-то разгрызаете, это повлияет на развитие вашего черепа — углы нижней челюсти станут более выраженными, надбровные дуги более крупными из-за сопротивления активности жевательных мышц, и, возможно, это даже скажется на всей форме черепа. (Это не гипотеза, есть достаточно данных, позволяющих предположить, что переход на более мягкую пищу в течение последнего тысячелетия связан с меньшим размером лица [10].) При сравнении вашего черепа с черепом кого-то, кто ел более мягкую пищу, обнаружились бы несколько черт, внешне различных, но связанных с характером питания. И если бы я сравнила этот ваш череп с древним черепом раннего человека, также употребляющего твердую пищу, вы были бы больше похожи на него, чем на вашего коллегу, предпочитающего супы. Я могла бы подсчитать характерные черты и найти по крайней мере три общие. Но это будет свидетельствовать не о вашем близком родстве, а лишь о том, что вы тоже ели жесткую пищу [7].

Помимо внешних признаков, которые могут быть функциональными, существует и вероятность генетических взаимосвязей между различными особенностями черепа. Нет ни малейшей возможности, что каждый мелкий отличительный признак вашего черепа управляется отдельным геном. Один ген влияет на целый набор признаков на различных участках вашей головы. Поэтому простой подсчет различий между черепами не даст вам реального представления о том, насколько генетически тесно связаны две популяции или два вида.

Генетика морфологических особенностей — чрезвычайно сложная область, которую только-только начали осваивать. Гены не работают независимо, они работают в команде с белками, также вносящими свои коррективы. Сейчас генетики могут записать целые геномы, но они похожи на книги на иностранном языке (в данном случае «АГТЦТГТТААТЦЦГГ» и т. д.), в которых мы понимаем только значения нескольких слов. Некоторые имеют отношение к химическим процессам, происходящим в клетках, другие же отвечают за анатомическое строение. Так или иначе, гены-слова складываются в «текст», сообщение, предписывающее одной оплодотворенной клетке делиться и изменяться, делиться и изменяться до тех пор, пока не получится взрослый организм. Разложить на нити сложный сотканный узор развития и выяснить, какие гены отвечают за каждый мотив, — самая захватывающая область исследований XXI в.

Поскольку многие особенности формы черепа могут быть связаны между собой функционально или генетически, это означает, что множество признаков, связывающих (или не связывающих) современные и древние черепа, понято неверно. Этим и объясняется, что исследования, в результате которых появился такой длинный список признаков, могли быть аргументами как за, так и против теории региональной непрерывности. Это не значит, что следует отказаться от использования морфологии для выяснения нашего происхождения и эволюции, просто необходимо очень внимательно относиться к тому, как именно мы это делаем. И в настоящее время, когда мы еще только начинаем понимать, как посредством функций и генетики связаны морфологические особенности, все, что можно сделать, — это постараться не использовать набор признаков, возможно возникших одновременно [2].

Пока определяются взаимосвязи между генами, функциями и морфологией, для восстановления происхождения и миграций человека можно воспользоваться другим мощным инструментом — генами ныне живущих людей. Я спросила у профессора Ву, что он думает о генетических исследованиях, предполагающих африканское происхождение современных людей. Он довольно скептически относился к возможности построения эволюционного древа на основе генов, а особенно — к способности с помощью генетических исследований определить момент расхождения ветвей. «Результаты генетических исследований расходятся даже в вопросе возраста последнего общего предка, — сказал он. — Определение даты с помощью молекулярных часов предполагает постоянную скорость мутации, в чем мы не можем быть уверены».

Это правда, что в результате генетических исследований были получены разные результаты в отношении возраста последнего общего предка, но в большинстве случаев он составлял от 100 до 200 тыс. лет [11].

Было ясно, что профессор Ву больше доверял более прочным доказательствам — окаменелым останкам и был абсолютно уверен, что они свидетельствовали о региональной непрерывности. Для него, как и для Алана Торна, Homo erectus и Homo sapiens были даже не отдельными видами, а подвидами. Ву предпочитал названия Homo sapiens erectus и Homo sapiens sapiens. Он утверждал, что одна форма со временем постепенно изменялась в другую без выделения нового вида и что единство вида во всем мире сохранилось благодаря переносу генов между популяциями. Сам Ву предложил теорию «непрерывности с гибридизацией».

Но, похоже, между останками древних и современных людей в Китае имеется значительный временной промежуток. Наиболее недавние останки из Суйцзияо датируются периодом примерно 100–125 тыс. л. н. Самые древние хорошо датированные останки современного человека в Китае, включая кости нижней челюсти и конечности, были обнаружены в пещере Тяньянь приблизительно в 6 км от основной стоянки в Чжоукоудяне. Радиоуглеродное УМС-датирование помещает эти останки в период между 39 и 42 тыс. л. н. [12]. Следующие самые древние останки современного человека на Дальнем Востоке — несколько костей ноги, обнаруженных на полуострове Окинава на стоянке Ямасита-Тё, чей возраст составляет около 32 тыс. радиоуглеродных лет (примерно 37 тыс. календарных лет), и черепа из Верхней пещеры возрастом от 10 до 30 (с натяжкой) тыс. лет. В результате большинство исследователей полагают, что промежуток между останками древних и современных китайцев не только временной, но и морфологический, и генетический. Вид останков и слепков «пекинского человека» совершенно не убедил меня в том, что это предки китайцев.

Но в Китае было еще кое-что, подтверждавшее, по мнению профессора Ву, теорию региональной непрерывности: каменные орудия. И должна признать, здесь он был прав. В Европе появление современных людей сопровождалось явно новым «археологическим почерком» — внезапным изменением технологии изготовления каменных орудий с наступлением верхнего палеолита. На Востоке, похоже, современные люди присутствовали на протяжении очень долгого времени, прежде чем появился другой