Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

Задержимся еще немного на адаптации к холоду. Есть тем не менее одно интересное недавнее исследование, предполагающее, что у северных народов могут иметься некоторые адаптивные изменения — не на уровне анатомии лица, а на клеточном уровне. Примеров дарвиновской, или генетической, адаптации у современных людей очень мало. В частности, одни из редких примеров — серповидноклеточная анемия и талассемия, обнаруженные Стивеном Оппенгеймером у народов Юго-Восточной Азии. Звенья цепи понятны: ответственный(е) ген(ы), влияние на фенотип, то есть на наблюдаемые характеристики (в данных примерах на кровь) и способ, которым мутация обеспечивает селективное преимущество (в данных случаях защита от малярии).

Упомянутые ранее повышение содержания гормонов щитовидной железы и увеличение скорости метаболизма представляют собой физиологический механизм, позволяющий организму эффективно преобразовывать излишки пищи в тепло, и не являются примером дарвиновской теории. В данном случае генетическая адаптация к холоду связана с функциями митохондрий. В этих «мини-электростанциях» (тысячи которых содержатся в одной клетке) поступившие с пищей калории преобразуются в энергию, которая может использоваться клеткой для синтеза аденозинтрифосфата, или АТФ. Митохондриальная ДНК содержит гены, кодирующие всего 13 белков, но все они используются при выработке энергии. Даг Уоллес из Калифорнийского университета, занимающийся всем, что связано с митохондриями, исследовал, каким образом мутации генов мтДНК могли повлиять на функции митохондрий. Из одной калории менее эффективная система производит меньше АТФ и теряет энергию в виде тепла. А вот и адаптация: Уоллес утверждает, что в тропиках митохондрии более эффективные и вырабатывают мало тепла, в то время как в Арктике, благодаря мутации, менее эффективные митохондрии производят тепло [12].

Таким образом, пока, сохраняя свои пальцы, я рассчитывала на химические реакции в гранулах мини-грелки для рук, эвенки пользовались способностью получения своего собственного, внутреннего тепла. В дальнейшем краткосрочная физиологическая реакция, активизируемая мясным рационом, усиливает этот эффект: гормоны щитовидной железы влияют прежде всего на митохондрии. При одинаковом питании скорость метаболизма у коренных народов Сибири выше, чем у неместных жителей. Даже отказавшись от вегетарианства и съев мясо оленя, я все равно не смогла бы соперничать с эвенками в выработке метаболического тепла.

Похоже, современные люди — единственные гоминиды, способные жить в арктических и субарктических областях Крайнего Севера. Возможно, такая способность к выживанию зависит от целого ряда факторов адаптации, биологических, поведенческих и культурных, благодаря комплексному действию которых люди живут и работают в Сибири. Сюда же можно отнести и митохондрии, вырабатывающие тепло. Но еще более важным фактором, влияющим на адаптацию, является, пожалуй, охота на северных оленей. Обеспечив людей мясом для еды и шкурами для одежды, она открыла путь к заселению севера.

Но вернемся к эвенкам. В лагере началась бурная деятельность, поскольку бригада готовилась к переезду. Поразительно, как быстро можно демонтировать чум и уложить его составные части в сани. После того как разобрали и унесли печь, пришло время заняться палаткой. Я помогла развязать кожаные полосы, удерживающие покрытие из оленьих шкур на остове из лиственничных жердей. Чтобы справиться с маленькими хитрыми узлами, мне пришлось на некоторое время снять перчатки. Но каждый раз, когда холод грозил добраться до кончиков пальцев, я должна была снова надеть перчатки, чтобы согреть руки. Тем не менее шкуры быстро снялись, мы сложили их и привязали к саням. Потом разобрали остов из шестов, напоминающий структуру типи. Все жерди, кроме трех основных, связанных сверху и придающих чуму устойчивость, просто сложили вместе. Три шеста свалили и разделили. Остался только пол из лап лиственницы. Интересно отметить, что не останется никаких археологических признаков этого временного жилища.

Шестиметровые шесты связали и закрепили позади саней. Мы были готовы отправиться. Караван оленьих упряжек двинулся по снежной равнине. Заарканенные самки оленей — вожаки стада — шли в караване с нами. Когда я оглянулась назад, передо мной предстало грандиозное зрелище. За нами следовало все стадо, словно огромной волной захватывая лес. Люди были едва различимы. Происходящее напоминало поток — сзади нас по долине плыли шкуры, копыта и рога. Это было смыслом кочевого образа жизни эвенков: их олени должны были переходить на новые пастбища. Было странно думать о скрытом под снегом лишайнике как о «пастбище». Но как только мы остановились, олени принялись рыть копытами снег, стараясь добраться до еды. Пирс сказал, что трудно понять, кто кого ведет. У оленьего стада периодически возникало желание мигрировать, и люди должны были предвидеть это и соответствующим образом менять направление движения.

На новом месте деревянными лопатами мы расчистили на снегу круглую площадку. Воздух наполнился запахом лиственницы: это с небольших деревьев срезали ветки, чтобы устлать ими пол в чуме. Сначала поставили три основных шеста, затем на них наложили другие, всего примерно двадцать. Потом мы развернули шкуры и привязали их к шестам. Внутри чума, на ветки лиственницы тоже положили оленьи шкуры. Всего через десять минут у нас было нечто, похожее на дом.

Установка чума

Но пока я кочевала с эвенками, пришло время вернуться к своему собственному путешествию. Температура с каждым днем понижалась, поэтому Василий посоветовал уехать в тот же день. Пирс, Анатолий и я снова упаковали вещи и подготовились к поездке. На этот раз при свете дня было намного теплее (конечно, применительно к настоящему моменту — выше –20), и я даже рискнула обойтись без защитных очков. Покидая лагерь, я помахала рукой детям. Уже сидя в санях, я бросила последний взгляд на стадо северных оленей среди деревьев, а затем мы погрузились в лес и снег. Долгое время мы ехали по красивой долине вдоль розовых утесов, и я видела убегающие вдаль заснеженные холмы. Наконец показались окна села Оленёк, которые как маячки блестели вдали, отражая оранжевый свет заходящего солнца.

Перед вылетом я провела еще одну ночь в деревне у Марины Степановой. А на следующее утро, непосредственно перед отъездом, вернувшаяся с нами другая Марина, глава оленеводов, ткнулась носом в мои щеки и подарила мне сапоги из оленьего меха.

Загадка «пекинского человека»: Пекин, Китай

После знакомства с генетическими и археологическими свидетельствами заселения Северной Азии и опытом выживания в убийственно холодной тайге пришло время сменить курс и разыскать первых современных людей в Восточной Азии. Но там мне предстояло ввязаться в один из самых жарких споров в области палеоантропологии, поскольку в Китае господствует теория о том, что современные китайцы произошли именно от китайского Homo erectus. Китайские палеоантропологи утверждают, что имеющиеся доказательства поддерживают теорию