Таргитай-2. Освобождение - Юрий Никитин

– Ни хрена себе птичка, – проговорил он.

Таргитай тем временем снова натянул тетиву, бицепсы превратились в твердые бугры, выстрелил. В этот раз выпустил сразу несколько стрел, одну за другой. Стефей изумленно увидел, как нелепо взмахнула в воздухе крыльями одна птица, чуть дальше – еще одна, а рядом – третья. Еще две стрелы ушли мимо.

Он вытаращил глаза, посмотрел на Таргитая.

– Ты…да как…?!

– Подумаешь, птицы, – сказал Таргитай с простецкой гордой улыбкой. – Вот когда мы с Олегом и Мраком грифонов сшибали на Мировом Древе, вот было весело! А тут – мелочь.

При упоминании грифонов и Мирового Древа у Стефея открылся рот, а челюсть отвисла до колен.

– Брешешь! – сказал он с чувством. – Вот же враль! Для баб свои сказки оставь!

– Какое брешешь? – обиделся Таргитай. – Я всегда говорю только правду! Врать – нехорошо! А бабам нужны не сказки, а кое-что другое…

Он заулыбался во весь рот, словно от ярких воспоминаний, щеки и кончики ушей будто натерли свеклой.

Стефей успел заметить пикирующих птиц, отскочил под защиту толстых веток. Таргитай молниеносно выпустил стрелы и прыгнул в сторону. Его едва не задело упавшее с неба перо. Следом свалилась пронзенная туша птицы. Левее – упала еще одна, тоже пробитая навылет.

– Чудом не задело! – проговорил дудошник радостно.

– Одного моего друга, – сказал Стефей, – как-то застали с чужой женой. Он прыгнул из окна третьего поверха. Ну и сломал бы шею, если бы чудом не зацепился за открытую ставню внизу… Правда потом, чудо распухло и долго мешало ходить…

Он не заметил как вышел на открытое пространство, решив, что все уже позади.

– Птиц-то больше нет? Всех перебил? – спросил воин.

В тот же миг ушей вновь коснулся знакомый хриплый крик в небе. Он увидал, как, блестя перьями на солнце, прямо на него пикирует птица крупнее остальных. Стефей узрел, как от крыльев отделились искорки и стремительно понеслись вниз. Прямо туда, где он.

Рванувшись в сторону, он споткнулся о торчащий из земли толстый корень и растянулся на земле, со всего размаху хрястнулся головой о камень. Мир перед глазами принялся троиться, разбился на яркие кусочки и стал вращаться вокруг него. Небо, солнце, облака…птица, летающая кругами, падающие прямо на него перья с острыми металлическими навершиями.

Внезапно просвистели стрелы – каждая сбила по одному падающему перу. Третья ударила в саму птицу. Крылатое чудовище камнем понеслось вниз, с громким хлопком ударилось где-то рядом. Стефей узрел, как при падении в воздух взвилось облако блестящих металлом перьев.

– Чтоб тебя, – пробормотал он, нащупывая на поясе рукоять бесполезного против птиц меча. – Вот это денек!

– Еще не вечер! Сейчас только время обеда! – напомнил Таргитай радостно. – Кстати, не пора ли перекусить? Пока стрелял этих птичек, так захотелось жрать! Можно попробовать даже зажарить этих самых птиц. Ну, чтоб заморить червячка. А потом – подстрелим кабанчика!

Стефей, которому кусок в горло не лезет, посмотрел зверем, но ничего не сказал. Все-таки, опять спас жизнь. Поднявшись и приложив руку к стремительно напухающей на голове шишке, направился к деревьям за сушняком. А заодно и успокоить перепуганных коней.

***

Дрова громко потрескивают в костре, вверх выстреливают оранжевые языки. Стромфалийские птицы оказались вполне съедобными, даже вкусными. Таргитай чуть ли не пальцы облизывал, и даже отказывавшийся поначалу Стефей съел с удовольствием почти целую, запеченную в глине, птичью тушу.

Любопытный до готовки на костре воин принялся расспрашивать, где Таргитай научился так просто и быстро готовить. Тарх, гордо выпятив грудь, сказал, что его научил друг детства Мрак.

Вспомнив оборотня с рыжеволосым волхвом, которые приходили не так давно, пока дудошник дрых как пробежавший сто верст конь, Стефей тут же сделал вид, что потерял интерес, и расспросы прекратил.

Он посмотрел на варвара внимательно, в глазах мелькнуло что-то похожее на скупую теплоту.

– Спасибо тебе, – молвил он. – Ты уже спас мне жизнь трижды! Поверь, Таргитай, я никогда этого не забуду! При случае – отплачу тем же.

Он вытер ладонь от траву и протянул дудошнику, посмотрев в глаза. Невр с улыбкой пожал руку, тоже не отводя взгляд.

– Ты бы поступил на моем месте так же, – сказал с уверенностью.

– Теперь – да, – молвил Стефей негромко. – А раньше – кто знает…

Пока Таргитай играл нехитрую, но проникновенную и необычайно красивую мелодию на дудочке, Стефей прикрыл глаза, слушая в полудреме. Веки постепенно налились тяжестью, и он уплыл в серый туман. Ему привиделся родной дом в деревеньке, черноокая красавица жена и маленький сын.

Они все время ждали его из походов, радостно бросаясь на шею, когда возвращался в деревню. Дома никогда не было войн, сражений. Дома он не брал в руки оружие, а только лишь вилы. Топором же колол дрова, а не убивал людей.

Но однажды Стефей вернулся и застал деревню выжженной, жену изнасилованной и убитой, а сына зарубленным до смерти. Он едва узнал изуродованное тельце родного семилетнего мальчугана.

С тех пор Стефей ушел в разбойники, сделался жестоким и черствым. Он выяснил, кто и по чьему приказу напал на деревню и вырезал жителей, надругался над женщинами и детьми.

Он убил всех из того отряда. Убил жестоко, наслаждаясь местью, смакуя ее.

О Стефее пошла молва, как об опытном и безжалостном воине. Царь Гаргут взял его на службу. Стефей с тех пор не женится и не заводит семью. Случайные женщины на одну ночь – это все, чем ограничивается. Погибшую жену и сына вспоминает каждый раз с наступлением ночи, когда долго лежит без сна, глядя в звездное небо и гадая, какие именно две звездочки на небе – его Оксанка и Глеб. И теперь, убивая безжалостно всех, кого прикажет Гаргут, Стефей как будто мстит всему миру за смерть любимых и самых близких людей.

Но, кроме этого, он теперь стал все чаще думать об огневушке, которую убил совершенно случайно. Теперь он тоже стал тем, кто отобрал невинную жизнь, да еще и у юной девушки. От этой мысли все внутри скручивается в холодный тугой жгут, там словно открывается бездонная, зияющая дыра.

Глава 9

Торван скакал навстречу ветру. Черныш нес его через гладкую, как стол, степь, что иногда сменялась холмами и рощицами, то вносил на лесные тропы под сень вековых деревьев.

Дороги под конем богатыря то были прямые, как стрела, то вились, словно ленты, упирались в склоны холмов, либо взбирались на вершину, а оттуда