Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый выезд с судовыми
Накануне выезда в суд я задумалась – как бы мне на следующий день не проспать? Спрашиваю Вячеславну. А она советует: «Попроси Зарубину. Она как раз не спит в это время». Точно! Подхожу к Зарубиной:
– Ирка, разбудишь завтра в пять утра?
– Разбужу. Что, Людка, суды начались?
– Ага…
– Ну держись там…
И я пошла спать. Но к моей огромной досаде я все никак не могла заснуть. В голове все роились мысли: «Как там все будет? Что будет? Кто придет на суд? Чем все закончится? Когда закончится? А вдруг Ирка забудет разбудить?» Я крутилась с одного бока на другой, сон не шел ни в какую, и только через несколько часов я слегка задремала. И едва провалилась в сон, а меня уже кто-то трясет за ногу. Поднимаю голову и вижу в полумраке Зарубину. Киваю, мол, поняла, встаю…
Ох. Вот это состояние! Я сажусь, а у меня аж искры из глаз! Я капитально не выспалась! Трясу головой, чтоб хоть как-то прийти в себя… За окном – темнотища. Вокруг все еще спят. Тихо, только слышен храп разной громкости и тональности. А одна девчонка яростно скрипит зубами – такая у нее болезнь. Звучит жутковато…
Но нет – спят не все. Встали еще две женщины – им тоже ехать в суд. Мы молча ходим туда-сюда по камере, стараясь особо не шуметь. Мне удается довольно-таки тихо заправить постель и переодеться – все «выездные» вещи я вытащила из сумок еще накануне. Сходила умыться, почистить зубы и двинула на кухню.
Тут уже бесшумно работает телевизор. Какой-то новостной канал. В углу экрана – часики. Ага, половина шестого. Есть время, чтобы спокойно позавтракать.
Я кипячу воду, делаю кофе – полкружечки. Помню, что перед выездом пить много нельзя! Завариваю кашу и начинаю собирать еду на весь день. Вернее, перекусы: йогурт, шоколадку, орешки. И горячую воду в бутылке. Все это складываю в сумку из плотной ткани с замком. Мне эту сумку почти накануне прислала моя Маша из «Озона». Специально для выезда на суды. Большого размера, с кучей карманчиков. Вячеславна ее одобрила: «Ого! Отличная сумка! Черная – значит, не загваздается в этих автозаках! И вместительная какая!» И правда, в нее прекрасно влезли и мои документы с обвинительным во главе, и пакет с продуктами, и книги со сканвордами. Пластмассовая кружка, ложка. Очки в футляре. А еще обязательные предметы гигиены – рулон туалетной бумаги, бумажные носовые платки, детский крем…
И вот мы, «судовые», сидим втроем на лавке перед бесшумным телеком, в куртках и уличной обуви – готовые к выходу. Ждем. А в камере потихоньку начинается движение. Народ просыпается. Заходит «старшая по кухне», зевает и подтягивается. Подходит к телеку, прибавляет звук. Теперь уже можно. Развешивает цветные тряпки на веревочки под столами, подтаскивает к кухонной корме стопку алюминиевых тарелок. Готовится к приему завтрака. Появляется Сальцевич, идет к холодильнику. Кивает мне молча…
И вот в одно мгновенье – в камере загорается верхний свет, лампы дневного света начинают мигать и громко щелкать, лязгает замок, дверь распахивается, и две дежурные девочки с грохотом выволакивают на «продол» бак с мусором. Тут же раздается отдаленный крик из коридора: «Судовые! Выходим!»
Это нам! Мы вскакиваем, хватаем свои сумки и бежим к двери.
Выходим по одной. У входа – дежурка с нашими личными карточками в руках. Проверяет – те ли люди вышли? А на «продоле» уже маячат судовые из предыдущих камер нашего этажа. Заспанные, хмурые, тоже с сумками.
Мы трое выстраиваемся лицом к стене, поднимаем руки. Дежурка вяло, чисто на видеокамеру обхлопывает каждую поверх одежды, и мы пристраиваемся к остальным. Шагаем по коридору. Из следующих камер ровно таким же манером все выходят и выходят люди. Те, кому тоже в суд. В итоге нас набирается приличная толпа – человек двадцать. Мы спускаемся на минус первый этаж. Идем к сборочным камерам. Они распахнуты настежь. Я заглядываю в первую – нет, здесь почти все курят, надымили – хоть топор вешай! Иду ко второй – здесь тоже курят, но всего пара человек. Нахожу свободное место и сажусь. К этому моменту я уже чувствую себя крайне усталой. И поэтому мне совершенно все равно, что тут вокруг дикая грязь и вонь. Да и всем вокруг, судя по всему, плевать на это тоже.
Тем временем прибывают все новые и новые судовые с других этажей. Становится все оживленнее. Люди из разных камер здороваются, передают приветы, обмениваются новостями. Иные с порога спрашивают: «Есть кто из 306-й? Из 213-й?.. А кто пересечется с Матроской? У меня эмка в Лефортово! А у кого подельник с Медведей?» Это означает, что у них малявы на руках – в соседние камеры или в другие изоляторы, и они ищут через кого бы передать. Если кто есть – тот откликается. Передать маляву, тем самым поддержать «арестантский уклад» – святое дело…
Получается, «сборка» превратилась в то самое место, где как раз-таки и осуществлялись запрещенные межкамерные связи. Выходил абсурд в чистом виде! Сначала руководство СИЗО ломало голову, как бы рассадить отдельно первоходов и второходов, как бы спрятать друг от друга подельников. А потом людей сводили вместе на «сборке», где все сидели по много часов утром и вечером. И тут подельники спокойненько обсуждали свои дела и стратегии, второходы вовсю делились своим преступным опытом. Не говоря уж об обмене малявами и прочей нелегальщиной. Тут же куковали те, кому на этапы, и все вокруг чуть ли не «в прямом эфире» узнавали секретные этапные сведения. В общем, как бы тут ни пытались заизолировать человека – ни фига это не работало!..
…Я сижу со сканвордом в руках. Почти машинально вписываю в клеточки хорошо известные мне слова. Скучные и бестолковые. Занимаюсь этим только для того, чтобы не заснуть на ходу. Потому что именно сейчас, спустя три часа после пробуждения, на фоне долгого неподвижного сидения меня начинает накрывать волна недосыпа. Я прямо физически ощущаю, как мой организм отчаянно требует сна. Буквы перед глазами разъезжаются, начинает слегка знобить, и такая охватывает зевота – аж до слез! Вот бы лечь и укутаться в теплое
