Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратная дорога
После еще нескольких часов кукования в конвойке – за книгой, сканвордом, упражнениями, снова книгой – дверь наконец растворилась: «Вебер, иди бери сумку и давай собирайся! Поторапливайся!» Я бегу к лавке, хватаю свою сумку и – обратно в камеру. Складываю вещи и слушаю, как из соседних камер по одному выводят моих подельников и других сидельцев. Подходит моя очередь. Парень-пристав спрашивает:
– В туалет надо?
– Да, надо!
Ого, думаю, помнит о самом важном для заключенного, респект!..
– А вот еще тут мусор – куда его? – показываю коробку от пайка.
– Возьми и выкинь там, у туалета, в корзину… Побыстрее только! Ты тут последняя…
Но я и так стараюсь не тормозить. Понимаю, что уже очень поздно. И когда мы поднимаемся по лестнице из подвала и проходим по улице три метра до автозака, я вижу, как сильно уже стемнело. Если бы не фонари, не было бы видно ни зги…
На входе в автозак прошу посадить меня в «стакан». «Да тебя и так в “стакан”, по-другому не получится!» – усмехается автозаковский конвоир и кивает на зарешеченные отсеки. И пока мне снимают наручники, в слабом свете желтой лампочки я успеваю разглядеть, что они забиты пацанами, заключенными мужского пола. Самого разного вида и возраста. Среди них замечаю одного из Полянкиных. Значит, нас везут вместе…
Раздаются возгласы: «Ого, кто пришел! Смотри – девчонка! Здравствуй, красавица!.. Эй, привет!» Я молча ныряю в свой «стакан». Автозак начинает движение. Пацаны же продолжают орать: «Эй! Милая! Как тебя зовут? Откуда ты? Какая у тебя печаль? Какая статья?..». И им совершенно по барабану, что в тамбуре сидит конвоир. Да и конвоир никак не реагирует. Я же – молчу. Потому что не знаю, как правильно реагировать на эти крики. А еще недоумеваю, почему мои так называемые подельники ничего не говорят. Они же прекрасно знают, кто я и что у меня за «печаль». Могли бы удовлетворить всеобщее любопытство… А они как в рот воды набрали. Странно…
Пацаны покричали-покричали и угомонились. Все, кроме одного. Самого настырного, с кавказским акцентом. Он все никак не может от меня отцепиться: «Эй, красавица! Не молчи! Поделись! Расскажи, что случилось? Я помогу!..» А я молчу.
– Эй! Это очень невежливо – вот так молчать. Я же по-хорошему! От души! – в его голосе звучат уже угрожающие нотки.
Блин… Я ведь понимаю, что сейчас не права. Что согласно тюремным традициям, мне нужно было по крайней мере ответно со всеми поздороваться… И этого чувака, видимо, выбесило именно то, что, зайдя в автозак, я не промолвила ни слова…
– Послушайте… – подаю я голос. И стараюсь держать максимально вежливо-уважительный тон. – Прошу у всех прощения, но я сейчас в таком состоянии, что не в силах говорить… без обид.
– Ого!.. Вот оно как!.. Тогда ладно, – тон бойкого говоруна мгновенно меняется на сочувствующий. – Держись, сестренка… Если что – обращайся!..
– Спасибо… Еще раз извините.
– Конечно…
Уф, пронесло! Я понимала, что, скорее всего, никто из этих пацанов никогда ничего не смог бы мне сделать. Но все равно не хотела «раскачивать лодку». Нарушать арестантский миропорядок. Ну его! А вежливость и правда оказалась тут «лучшим орудием вора»…
Автозак тем временем остановился. Я слышу, как открывается дверь, на борт поднимаются люди. Скрежет замков, лязг ключей.
– Здорово, пацаны!
– Здорово! Какой суд?
– Тверской…
Так, ясно. Проходим тот же маршрут, что и утром – только наоборот. Наш автозак собирает заключенных. Правда, на этот раз мужчин. И действительно, дальше мы заезжаем в Таганский и Преображенский суды, и на борт каждый раз поднимается по нескольку заключенных. У Преображенского суда пацаны начинают возмущаться:
– Эй, куда? На головы садиться? Уже перебор! Хорош грузить!
– Да все, все! Едем в Мосгорсуд. Потерпите!..
Автозак продирается дальше сквозь московские вечерние пробки. И естественно, все терпят. И я терплю – жуткий недосып, усталость и нехватку кислорода. Солярочную вонь и густой табачный дым, беспрепятственно обволакивающие все внутренности автозака. Все сливается в один плотный адский клубок. И я начинаю незаметно отключаться, впадать в легкое полузабытье. Мужские голоса переходят в отдаленное ровное гудение. Проходит неизвестно сколько времени, автозак резко тормозит, потом снова едет, снова тормозит. И я прихожу в себя. Ага, видимо, мы у Мосгорсуда. Потихоньку заползаем на парковку.
Припарковались, глушится мотор. Дверь открывается. Я привстаю и выглядываю в глазок. Наш конвоир выпрыгивает наружу, к другим товарищам в форме. Они жмут друг другу руки, курят, потом куда-то уходят. А мы – остаемся одни. Хорошо хоть дверь открыта. Появилось чем дышать. Проходит еще сколько-то времени, среди пацанов поднимается ропот: «Чего так долго!.. Эй! Есть кто?.. Выгружай давай!» Когда конвоир возвращается, ропот переходит в громкие крики: «Сколько можно ждать?! Давай веди в туалет! Пять часов катаемся!..»
– Ладно, ладно! Сейчас уже пересадят! Тихо вы! – огрызается конвоир. Снаружи раздается крик: «Бутырка! Выходим!»
– Кто с «Бутырки»? – конвоир начинает греметь ключами.
– Я! И я! Тута мы… – раздаются нестройные голоса.
Конвоир отпирает один из отсеков. Оттуда, пригнув головы под низкой дверью, по очереди выходят человек пять заключенных. Один за другим выпрыгивают наружу. Среди них – Полянкины.
– Все? – голос снаружи.
– Все! – наш конвоир.
– Теперь «Лефортово»!
И все повторяется заново. Так же по очереди выходят несколько человек из «Лефортово». Затем – «Матросская тишина», «Медведково». Среди тех, кто из «Медведково», вижу Виталика. Уже вышли все – опустели оба отсека. Тут слышу: «Печатники!» Так это же меня! Откликаюсь: «Я тут!» Конвоир отпирает мой «стакан». Неловко спускаюсь наружу. Меня встречает очередной человек в форме, с блокнотиком: «Иди за мной!» Не сковывает. Повсюду беспорядочно, под разными углами стоят автозаки. Мы пробираемся между ними витиеватым маршрутом. Вокруг суета и движуха – в разные стороны разводят заключенных. Кого куда. Со всех сторон слышны крики, гомон, а вдалеке – лай собак.
Подходим к одному из автозаков. Парень говорит: «Поднимайся!» Встречающий спрашивает: «С шестерки?» Я киваю. Открывает один из отсеков. А там уже три женщины. Две сидят, а одна – лежит на лавке с закрытыми глазами. Спит? Я говорю: «Здрасьте». Сажусь. Отсек представляет собой длинный узенький пенал серого цвета, с двумя деревянными лавками друг напротив друга. Каждая лавка
