Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

– Не, Люд, это что, шутка такая? Два месяца? Из девяти лет! Да зачем?

– Ну ладно, Павлуш, все-таки два месяца. На шестьдесят дней меньше…

– Это же курам на смех! Лучше бы написали «бэзэ» и все. Чем так издеваться!

В общем, ее возмущению не было предела. Это был единственный момент, когда я видела, чтобы Павлуша вышла из себя. Она едва успокоилась.

«Странно все-таки устроена человеческая психика», – подумала я. Иногда вне всякой логики… Ведь срок Павлуши сократили, пусть и на такую смешную цифру. Почему же это ее расстроило?.. У меня не было ответа.

Инна Сальцевич

На осиповское место по логике должна была бы претендовать другая заслуженная старосидка нашей камеры – Инна Сальцевич. Она находилась в СИЗО с 2013 года, и у нее тоже имелся телефон. Кому как не ей самое место в этом угловом «купе»?

Но Сальцевич всячески отказывалась переходить на данное место. Да, оно было самым удобным и просторным, самым скрытым от глаз. Но именно оно находилось под ударом при обысках. Особенно при фсиновских. В угловых местах люди в форме копались тщательнее всего. Поэтому предусмотрительная Сальцевич выбрала местечко поближе к центру камеры. Прямо у входа в туалетный отсек. И жила там, годами умудряясь пользоваться телефоном чуть ли не под прямым обзором из глазков… И делала она это весьма хитро. После отбоя укладывалась якобы спать, накрывалась одеялом с головой и возилась там с телефоном сколько душе угодно.

И вообще, Сальцевич была поистине неординарной женщиной. Возраст – слегка за сорок, лицо – весьма симпатичное, голубые глаза, ямочки на щеках, приятная улыбка. Типичная прибалтийка – Сальцевич была родом из Латвии.

Она заметно выделялась из толпы своими выдающимися внешними данными. В буквальном смысле. Очень высокий рост, очень длинные стройные ноги, пышная силиконовая грудь шарами, выразительная попа – делали ее похожей на ростовую куклу Барби.

Дело дополняли длиннющие русые волосы. Обычно Сальцевич заматывала их в объемную бабину на макушке, но, когда в редкие моменты распускала – чтобы расчесать, нанести маску – я, да и все, кто становился свидетелем этого зрелища, буквально рты разевали. Волосы Сальцевич были ниже колен и, если учесть ее рост – это была какая-то невероятная длина. И невероятный объем! Говорили, что именно в своей огромной волосяной шишке на голове она и прятала телефон. Что ж, правда это или нет, но волос для этого у нее было предостаточно.

Когда я попала в 107-ю и встретила тут Сальцевич, то обрадовалась – хоть какое-то знакомое лицо! Ведь мы уже встречались на «следке». И поначалу Сальцевич передавала мне от своей подельницы Тамары разные письма. Эдакие новости со спецблока. Обо всяких мелких событиях, происходящих в 120-й камере. Я ей пару раз ответила. Нарисовала несколько рисунков. Однако эта переписка очень быстро прервалась – настолько мое бытие заполнилось новыми впечатлениями от жизни в общем корпусе, настолько молниеносно отдалился от меня тесный мирок спецблока, настолько много новых и быстро сменяющихся людей оказалось вокруг. Не знаю… Ощущения сродни переезду из глухой деревушки с тремя домиками в огромный мегаполис.

В общем, Тамара скоро поняла, что мне не до нее, и наша связь прекратилась. С Сальцевич же наоборот. Не скажу, что мы стали особо много общаться, ведь у Сальцевич, как и у меня, был свой режим, куча каких-то своих занятий. Пересекались мы, в основном, на кухне за завтраком. Около девяти утра, когда я пила кофе с книжкой, дожидаясь проверки. Там же сидела Сальцевич. Тоже с книжкой. Она, как и я, была страстным книгочеем – именно в этом мы и сошлись. У нее под шконарем тоже скопилось несколько ашановских сумок, набитых книгами, причем весьма незаурядными. И я частенько посещала эту ее «библиотеку», и она охотно делилась со мной своими запасами.

После проверки Сальцевич отправлялась на боковую и спала практически до ужина. Когда я стала ездить на суды, то увидела, что ее основное время начинается с пяти утра. Пока основная масса народу дрыхла, она делала гимнастику, принимала душ, возилась со своими волосами – в общем, вовсю пользовалась тишиной и малолюдностью. После ужина она читала или сидела над кроссвордами и сканвордами. Почти ни с кем не разговаривала, хотя знала обо всем, что происходило как в камере, так и вовне.

Сальцевич сблизилась только с одной женщиной в камере – пенсионеркой Ниной Александровной, даже «семейничала» с ней. Почему? Может, потому что Нина Александровна была тоже достаточно неординарной. Очень умная, ироничная, интеллигентная. И очень жизнерадостная: она все время улыбалась и напевала себе что-то под нос. Тоже «мошенница». Осенью 2016 года она ездила на суды и запомнилась мне тем, как нетипично закончилось ее судебное разбирательство. Перед приговором Нины Александровны по камере прошла новость, что ей дадут два с половиной года. Именно такой срок запросил для подсудимой прокурор. Суд же всегда давал столько, сколько запрашивала сторона обвинения. Или поменьше. Это была неизменная схема, по которой обычно проходили суды. Нина Александровна – как и все вокруг – была уверена, что и в этот раз все пойдет по той же схеме, и что она уйдет из зала суда прямо домой, потому что пробыла на «шестерке» как раз два с половиной года.

Перед самим приговором Нина Александровна раздала все свои тюремные вещи – не тащить же их домой. Попрощалась со всеми. И поехала в суд. С настроем, что вечером окажется дома. Как же все обалдели, когда примерно в полночь Нина Александровна вернулась обратно в камеру. Как так? Как такое возможно? Почему? Оказалось, что несмотря на запрос прокурора, судья решил дать ей три года. Оказалось, что хоть очень редко, но такое бывает! Это был, конечно же, невероятный удар для бедной пенсионерки. Ведь вся ее семья явилась в тот день на суд, чтобы встретить бабушку, обнять ее. И тут такое! Нина Александровна попсиховала, пошумела, но делать нечего. Стиснула зубы, взяла себя в кулак – и настроилась выдержать в тюрьме еще полгода. И выдержала – деваться-то некуда…

…Вообще-то я услышала о Сальцевич задолго до того, как с ней познакомилась. Тамара настолько восхищалась своей бывшей коллегой по работе, а затем подругой по несчастью, что не могла не говорить о ней. Из Тамары буквально выплескивался вал информации о статной прибалтийке. Точнее о ее страстном романе с… Тамерланом.

Да. Со слов Тамары – Тамерлан, увидев Сальцевич однажды на «следке», смертельно в нее влюбился. Сальцевич ходила на «следку» читать материалы дела, и чтобы встречаться с ней, Тамерлан просил своего