Фуга - Елена Владимировна Ядренцева

Идти за встрепанным зеленоглазым парнем оказалось не в пример легче, чем одному. Дождь перестал, и туфли не вязли в грязи.

— Я просто очень хочу, чтобы мы быстрей пришли, — объяснил парень, цокнув языком. — Я ни фига не понял, что там происходит, но вы нужны как я не знаю кто.

— Кому я нужен?

— А как вы думаете? Это всем уже понятно.

Что именно всем понятно, Томас не стал уточнять. «Все-таки Щепка… Что-то все-таки случилось или вот-вот случится… надо было забрать ее вчера и наплевать, что это нерационально. Много ты в жизни сделал рационального?» Томас вздохнул. «Куда ты ее денешь? Хотя бы одеяло приготовил заранее…»

Хмурое утро. Злился на себя и на парня, который обогнал его в два счета и теперь только оглядывался — мол, как вы там, не отстаете, мастер? Как будто он похож на старика.

— Странное время осень, — заметил Томас ровным голосом для того только, чтобы что-нибудь сказать. «Вот эта приютская бесшабашность — они притворяются, или правда таковы, или и сами не отличают одно от другого?» Парень ждал, пока Томас с ним поравняется, поддавал ногой камешки и хмурился. «Как его имя-то? Вечно не помнишь важного».

— Да и не говорите, мастер. Жуть какое странное.

— Простите, как вас?..

— Артур, — сказал парень почему-то отрывисто, не по-приютски, и снова нахмурился, и вдруг сглотнул, потряс головой.

«Он что, плакать собрался? Вот еще только парни из Приюта при тебе не плакали».

— С вами все хорошо?

— Да лучше всех, — сказал Артур и шмыгнул носом раз, второй. Потер переносицу и глубоко вдохнул: — Вы не волнуйтесь, мастер, я не это.

«А кто сказал, что я волнуюсь? Я просто смущен, не очень хочу это видеть и очень хочу куда-нибудь деться. А вместо этого вынужден поддерживать беседу, сам не знаю о чем, потому что ты и тебе подобные не соизволяют толком объяснить, в чем вообще дело». Томас еще раз посмотрел на Артура — люди с таким лицом вообще-то должны только ухмыляться, — вздохнул и осведомился:

— А что господин Рысь?

— Он не господин. — Артур оставил переносицу в покое и посмотрел на Томаса с укоризной, — он это… первый. Ну вы сами помните. Как там… ну типа первый среди разных, и все такое.

— О! Понятно.

Мастеров, помнится, в старинных летописях называли «первыми средь ответственных» и «первыми средь смелых». Если бы.

Артур сутулился — то ли просто так, то ли чтобы Томас рядом с ним не чувствовал себя неуютно, — и горожане, конечно, на них оглядывались. Лавочники наблюдали за ними кто из окошек, а кто и выйдя на порог. Школьный учитель, долговязый Стефан, как всегда опаздывал и тоже бросил на них суровый взгляд. Из его сумки торчал багет, который снова будет ему и обедом, и ужином.

— Вы обещали разнообразить рацион, — сказал Томас, не сбавляя шага.

— У меня в сумке яблоко и сыр, — сухо ответил Стефан и поправил шляпу. — И нашу школу вы почитаете своим присутствием реже, чем то странное место, юноша из которого шагает сейчас рядом.

— У ваших подопечных, — сказал Томас невозмутимо, — как правило, есть родичи и прошлое.

Стефан посмотрел на них сперва презрительно, потом озадаченно, прищурил глаза, поморщился, формулируя вопрос, но Артур уже был далеко впереди, и Томасу ничего не оставалось, кроме как догонять.

— Здравствуйте, — кивал Томас на ходу, не очень различая лица, — здравствуйте. Здравствуйте. И вам хорошего. Спасибо.

Артур молчал. Томас все ловил себя на желании еще ускорить шаг, как будто они уже опаздывали, а куда — неизвестно.

В Приюте их никто не встретил. Ни Роуз, ни Рысь, ни младшие, ни старшие. Томас еще ни разу не слышал здесь такой тишины.

— Это в порядке вещей? — спросил он у Артура, кивая на пустой холл, хотя и так понятно было: не в порядке.

Артур глубоко вздохнул и бегом кинулся к лестнице.

В зале Томас наконец увидел, что для Приюта значит выражение «все в сборе». Сколько тут человек, не меньше сотни? Кто-то в задних рядах привстал на цыпочки и замер, те, кто держался за руки, сжимали чужие ладони все крепче и крепче и все смотрели на что-то в центре. И молчали.

— Что… — начал Томас, но Артур мотнул головой.

Томас умел рассеивать толпу только словами, да и то не всегда, а Артур раздвигал застывших людей плечами, прокладывал дорогу, и вскоре на них начали оглядываться, освобождать путь заранее — словно рябь пошла по воде. Раньше Приют приветствовал мастера криками, теперь — нестройным шепотом, и все, кто не смотрел на них с Артуром, смотрели в центр зала. Томас пытался разглядеть, что там такое, но мешали чужие плечи, руки, головы, чьи-то взъерошенные волосы, чьи-то пушистые, а потом они с Артуром пробились-таки в первые ряды — и тоже замерли. Потому что в центре зала на полу сидела Роуз и раскачивалась из стороны в сторону, обняв себя за плечи, и еще там стоял Рысь — на коленях, упираясь руками в ковер и сипло, с присвистом дыша, и еще Яблоко, ставший крупнее, четче, горделивей, и волосы у него сияли, как снег на солнце.

— О, — сказал он, — вот и мастер подтянулся. Мастер, продайте девочку по сходной цене, а то вот эти тут совсем загнутся.

Он жевал жвачку, такие продавались в Центральном лет десять назад; Томас почувствовал приторный запах банана.

— Какую девочку, о чем вы? Что здесь происходит?

Яблоко медленно повел ладонью в воздухе, и Роуз наклонилась в том же направлении.

— Глупость людская происходит, — сказал он. — Самонадеянность. Вот это вечное желание возвеличить себя за счет других.

В задних рядах поднялся ропот, но смолк, стоило Рыси еле заметно помотать головой. Он с трудом выговаривал слова, борясь то ли с одышкой, то ли с тошнотой:

— Не, не загнемся, это я от неожиданности… Встану — убью.

Роуз все так же качалась из стороны в сторону, а Яблоко все так же водил ладонью в воздухе.

— Ведь это даже и не я, — заметил он, продолжая лениво дирижировать, — это она сама изобретает способы отвлекаться от ощущений, вот и все. Говорю же, самонадеянно и глупо. Отдали б девочку, я бы вам все простил.

— Да иди ты, — выдохнул Рысь, сжимая кулаки; Томас вдруг понял, что он считает про себя, чтобы не закричать, и сбился только что. Он почти слышал: раз, и два, и…

— Мастер, — сказала Роуз, глядя на него мутными глазами, — заберите Щепку.

Они снова хотят, чтоб он ушел? Оставив целый зал замерших юношей, девушек, детей, оставив Роуз? Даже Рыси, при всем к нему презрении, он не желал таких мучений.

— Вы отвратительны, — сказал Томас существу, похожему и непохожему на Яблоко, — я требую прекратить это… что бы это ни было. Именем мастера, закона, церкви, прочих.

Это сработало бы, должно было сработать, сильнее этой формулы Томас не знал приказов, но беловолосый медленно покачал головой.

— Ой не вам требовать, мастер. Ой не вам.

— А кому же?

— А никому. Я могу больше всех, а значит, я главнее.

Томас дернул Артура за рукав — парень смотрел на Рысь, забыв дышать:

— Почему никто не сопротивляется? Почему весь Приют стоит и смотрит…

— Рысь велел, — сказал Артур дрогнувшим голосом, и вот тут Томас почувствовал ярость, какую мастеру вообще нельзя испытывать.

— Рысь выжил из ума, очевидно. Я вам приказываю это прекратить, а вам — встать с пола.

Ни Рысь, ни Роуз не пошевелились. Роуз одними губами шепнула: «Уходите», и кивнула куда-то Томасу за спину: там, вытянув шею, стояла бледная Щепка, Я Вам Клянусь держал ее за плечи. На секунду они встретились взглядами, и она покачала головой. «Ты тоже будешь мне советовать не вмешиваться?»

Томас одновременно видел, кажется, и заусенцы на ногтях Роуз, и как отчаянно закусила губу Щепка, будто бы ее тоже мучили сейчас, и как приютские, не глядя, находили и стискивали ладони друг друга. Над всем этим, в прошлом или в настоящем, в звенящей тишине, какая бывает только во сне, Томас