Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время шли значительные изменения климата и окружающей среды. Температура повышалась, и мамонтовые степи исчезали. Некоторые исследователи объясняют исчезновение шерстистых мамонтов и другой мегафауны плейстоцена только этими причинами [11, 12]. Что касается археологических доказательств с сибирских стоянок середины верхнего палеолита, то часто невозможно определить, принадлежали останки мамонту, убитому на охоте или же ставшему пищей падальщиков [5]. На самом деле явных свидетельств охоты на мамонтов в Сибири нет, но есть множество признаков того, что люди собирали кости и бивни мамонтов уже на местах их гибели.
Теория о том, что охотники периода оледенения специализировались на крупной добыче или исключительно на мамонтах, не выдерживает никакой критики. По всей видимости, они были «универсалами». Таких крупных млекопитающих, как шерстистый носорог, мамонт и бизон, на самом деле редко находят на археологических стоянках. Намного чаще встречаются животные среднего размера — северный олень, благородный олень и лошадь. Охотники брали и мелкую дичь — лису и росомаху, гусей, чаек, тетеревов и белых куропаток [5, 12]. Обычны находки костей волка, но это могут быть прирученные, а не дикие животные. Кстати, возможно, это первые доказательства появления лучшего друга человека [12].
Итак, в настоящее время вопрос о том, вымерли мамонты из-за изменений климата, интенсивной охоты или из-за сочетания двух причин, окончательно еще не решен [13, 14].
После самого ужасного ледникового периода, во время которого навсегда исчезли такие представители мегафауны, как мамонты, по мере того как становилось теплее, другие растения, животные и люди начали распространяться дальше на север. Однако использование слова «теплый» при описании климата Сибири несколько вводит в заблуждение, и я как раз собиралась выяснить это и провести некоторое время на севере, с оленеводами.
Встреча с оленеводами севера: Оленёк, Сибирь
Я достигла самого холодного обитаемого места на земле: севера Сибири. Зимой температура здесь может понизиться до −70º. Сначала я прилетела в Якутск. Когда я вышла из самолета и вдохнула ледяной воздух, мои бронхи тут же сжались в знак протеста. Было примерно −20. Меня встречал антрополог Анатолий Алексеев. Из аэропорта мы ехали по заснеженным улицам, мимо ветхих построек, словно погруженных в вечную мерзлоту, и мимо огромной статуи Ленина с вытянутой вперед правой рукой. Хотя Якутск считается современным Клондайком, который контролируют торговцы бриллиантами, внешние признаки богатства практически не заметны. Несмотря на множество новых баров, казино, красивых женщин в шикарных меховых шапках и сапогах на высоком каблуке, в целом оставалось впечатление запущенности. Добравшись до отеля и войдя с мороза в теплый холл, я точно шагнула из европейской части России в совершенно другую культуру. Тканые панно из конского волоса изображали длиннобородых стариков и северных оленей. Лица людей, включая Анатолия, также очень отличались от тех, кого я видела в Санкт-Петербурге или Москве. Исчезли крупные носы и удлиненные лица. Здесь большинство выглядело почти по-восточному — широкие скулы, узкие глаза и небольшие носы.
На следующий день мы отправились на маленьком винтовом самолете на север от Якутска к селу Оленёк. Вместе с нами летела группа шикарно одетых сибиряков — мужчины в костюмах, женщины в изысканных длинных шубах и головных уборах. Полет проходил над снежной равниной с редким лиственничным лесом, над извилистой рекой Леной, скованной льдом и покрытой снегом на севере и свободной на западе.
Мы приземлились в Оленьке. Со своего места позади крыла я видела, как колесо коснулось взлетно-посадочной полосы, подняв внушительное облако снега. Самолет замедлил бег, и на взлетно-посадочной полосе показались встречающие: женщины, cнова в длинных шубах (одна из них, в темно-красной шубке, отороченной белым мехом, напоминала Санта-Клауса), и танцоры в традиционной меховой одежде, очень похожей на индейскую. Женщина поднесла мне круглый хлеб с маленькой солонкой посередине. Я отломила кусок хлеба, обмакнула его в соль и съела. Подбежавшие дети повесили нам на шею ожерелья из рога северного оленя. Я прибыла в Оленёк накануне ежегодного фестиваля оленеводов. Здесь было множество других гостей из региона, включая владельцев алмазных рудников и политиков — говоря по-русски, «больших шишек».
Мы с Анатолием каким-то образом оказались среди алмазных олигархов и поехали с ними в офис областного управления, где нам рассказали о прогрессивных изменениях, произошедших в селе. Хотя раньше я никогда не бывала в России, но во всей встрече ощущались отголоски советского прошлого. После завершения мероприятия мне подарили брелок для ключей с бейджем фестиваля. Потом мы с Анатолием сели в небольшую «тойоту» и по замерзшей реке Оленёк направились на другой берег к нашему жилищу.
Мы остановились в одноэтажном деревянном доме Марины Степановой. Во дворе — сарай для дров, около забора — туалет. Поднялись по ступенькам. Войдя в дом, нужно было как можно быстрее закрыть тяжелую, обитую войлоком входную дверь, чтобы не уходило тепло. Из небольшой прихожей с крючками для одежды я прошла прямо в комнату с крошечной кухней справа и обеденной зоной слева. В глубине располагались две спальни. В доме было тепло и уютно. Огонь в стоящей посередине дровяной печи поддерживался в течение всего дня — чтобы растопить лед для воды и сохранить тепло. Ночью из котельной поступала горячая вода в батареи в каждой комнате.
Великодушно разрешив нам занять на некоторое время свой дом, Марина осталась с семьей, хотя и заглядывала для приготовления еды. Едва мы с Анатолием устроились, появился Пирс Витебский. Он собирался помочь мне понять культуру эвенков, с которой мне предстояло познакомиться. Пирс — антрополог, специализирующийся в шаманизме. Он провел много времени в племенах Индии и Северной Сибири, возглавлял исследования антропологии и российского Севера в Институте полярных исследований имени Скотта Кембриджского университета. Благодаря Пирсу Анатолий заинтересовался антропологией и начал изучать историю своего народа.
Ужины Марины были щедры и неизменны. В центре стола — поднос, на нем куски белого хлеба, печенье и конфеты. Нам предложили горячий чай из электрического самовара и клюквенный сок. На столе стояли небольшие миски с салатом из моркови и капусты, а когда мы сели, появились огромные тарелки с дымящимся картофелем и мясом северного оленя. На какое бы время мы ни уходили из дома, каждый раз по возвращении нас ожидало угощение. В книге Пирса