Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

часть мозга решала задачу удержаться, а другая — пересматривала начало поездки. Я мысленно исследовала огромные пыльные кости в хранилищах Зоологического музея Санкт-Петербурга, бродила в Эрмитаже по залам французских импрессионистов, фламандских и итальянских художников эпохи Возрождения. Я вспоминала о семье и друзьях, оставшихся дома, о своем саде, где распускались нарциссы и первоцветы. И чувствовала себя далеко, очень, очень далеко отсюда.

Казалось, мы ехали то вверх, то вниз по холмам и сильно пересеченной местности. Нас догнали, а затем и перегнали другие снегоходы. Это возвращались с фестиваля оленеводы. Мой мир осветился приблизившимися фарами и снова погрузился во тьму, когда они исчезли. Еще пара часов, и мы остановились. Я надеялась, что мы уже добрались до лагеря, но, сдвинув очки, увидела все тот же занесенный снегом лес. Мой водитель остановился покурить. Руки и ноги у меня закоченели. Я надела огромные, как боксерские перчатки, рукавицы. Держаться будет труднее, но пальцы немного согреются. Прежде чем мы снова двинулись в путь, я посмотрела на небо и увидела яркие извивающиеся всполохи, танцующие на фоне звезд. Это было потрясающе!

Последние полчаса той поездки были самыми долгими в моей жизни, и я уже начала отчаиваться. Слишком холодно, слишком далеко, и никакого выхода из этой ситуации! Я не могла поднять руку и сказать: «Все, хорошо, хватит, отвезите меня домой». Я настолько устала и замерзла, что все мое существо сосредоточилось только на течении времени — одна минута, другая… Пальцы рук и ног онемели, я дрожала и была уже на пределе. Мне больше нечего было надеть. Когда-то полярный эксперт советовал в Арктике никогда не уходить более чем на километр от «базы» без согревающих средств. По крайней мере, нужно было иметь спальный мешок, а в идеале — палатку и печь. У меня не было ничего, я была почти одна в темноте, далеко от Пирса и Анатолия, не могла заговорить с водителем. Мне оставалось только надеяться, что скоро мы прибудем в лагерь.

Внезапно мы остановились. Было темно и тихо. Я сдвинула очки — лагерь! Я почти упала в палатку, где от недавно затопленной печки исходило тепло и тусклый свет. Только что я пережила невероятный экстремальный опыт и ощутила хрупкость существования в таких суровых климатических условиях. Еще никогда я не была настолько благодарна за кров и тепло!

Поездка заняла шесть часов. Еще в течение двух часов никак не могли определить, где я буду спать. Но тут появилась другая Марина — Марина Николаева, потрясающая женщина, главный оленевод. Люди вокруг засуетились, чтобы решить все проблемы. Потом Марина нашла для меня палатку и убедилась, что в ней горит печь. Я с благодарностью пошла спать, кое-как устроившись в спальном мешке. Ночью печь погасла, и я несколько раз просыпалась, ощущая лед на ресницах и по краям спального мешка, влажным от моего дыхания. Каждый раз я все туже затягивала спальный мешок и теснее сворачивалась калачиком.

Когда я проснулась, оранжевая палатка была озарена солнечным светом и охвачена ледяным холодом. Вошел муж Марины, чтобы разжечь печку. Я снова упаковалась во все слои одежды и вышла наружу. Страшный ночной лес исчез, сияло солнце, я стояла на поляне в прозрачном лиственничном лесу среди ослепительного снега. Было все еще ниже 20 градусов, но лицом я ощущала тепло солнечных лучей. В лесу недалеко бродило тысячное стадо северных оленей. Несколько ездовых оленей учах были привязаны в лагере. Мужчины пилили дрова для костра и возились с санями и снегоходами. Вокруг лагеря дети ездили верхом на оленях.

После полудня я поехала в санях, запряженных двумя оленями, вместе с начальником лагеря, бригадиром Василием Степановым. Он зарядил ружье и втиснул его под оленьи шкуры, а я с опаской взгромоздилась сверху. Возглавив караван из нескольких саней, мы спустились по холму и отправились на поиски следов диких оленей. Через некоторое время Василий остановился и показал на перепаханный прошедшими оленями снег. Поскольку дикие и домашние северные олени — по сути одни и те же животные, я предположила, что он посчитал эти следы принадлежащими диким оленям только потому, что мы были далеко от лагеря и его собственного стада. На снегу были и другие следы — зайца-беляка, более крупного зверя, возможно росомахи, а также свежие ямки, оставленные птичьими лапками. (Сойдя с саней, которые оставили след глубиной примерно 30 см, я провалилась в снег почти на метр.) Когда мы остановились, на холм взлетела небольшая стайка белых куропаток.

Некоторые элементы образа жизни эвенков сохранили черты способа существования древних охотников-собирателей: они все еще кочевали, и все еще охотились. Но были и изменения, некоторые — совсем недавние. Теперь эвенки не только охотились на северных оленей, но и занимались их разведением. Считается, что северный олень был одомашнен не так давно, возможно в течение последних 3000 лет [1]. Зачем же охотиться на диких оленей, если уже есть домашние? Похоже, ответ на вопрос заключался в том, что мотивом для приручения северного оленя было не обеспечение себя пищей, а скорее повышение эффективности охоты — предки оленеводов охотились на диких оленей верхом на домашних. Пирс считал, что это, вероятно, единственный пример одомашнивания животного для облегчения охоты на его диких сородичей.

Сибирь вошла в состав России в XVII в. Русские перемещались вдоль больших рек, по мере продвижения строя деревянные форты, подавляя местные племена, и в течение одного поколения заняли всю Сибирь. Традиционно домашние олени использовались для производства молока, в качестве транспортного средства и приманки для ловли диких оленей [2]. Но сейчас основным продуктом оленеводства является мясо, хотя охота на диких оленей все еще сохраняется.

В XX столетии в период советизации традиции выпаса и охоты были разрушены. Тогда Северную Сибирь рассматривали лишь как огромную мясную ферму. Местные оленеводы были вынуждены стать крупными производителями мяса — стада расширялись, кланы кочевников объединялись в огромные «фермы», обеспечивающие олениной шахтерские города Крайнего Севера. Начиная с 1930-х годов, для обработки мяса и предоставления жилья женщинам и детям создавались поселения наподобие Оленька. Традиционные семейные кланы оленеводов были разделены в соответствии с советскими принципами — мужчины должны были уходить в становища и как советские рабочие трудиться в коллективах, или «бригадах» (которых вокруг Оленька было три), а женщины и дети жили в деревне. Некоторые семьи всегда старались держаться вместе, хотя все равно подразумевалось, что во время школьных каникул женщины и дети находились в лагере, а зимой должны были вернуться в деревню. Мне повезло, что я оказалась в лагере эвенков на