Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тут вскоре засобиралась и Хадиджа. Наступил срок ее апелляционного слушания. Поначалу она после приговора даже не хотела подавать «апелляшку». Вот такая странная восточная женщина! Почти сто процентов заключенных в СИЗО писали апелляционные жалобы. Это была фактически незыблемая последовательность действий. Особенно если человек получал приличный срок, а не уходил на свободу… А восемь лет – еще какой срок! Но Хадиджа упрямо и молча собиралась на этап еще при Фаридке. И хорошо, что Фаридка в тот момент забила тревогу и попросила всех вокруг вразумить Хадиджу! Уговорить написать апелляцию. И нужно было успеть подать ее в течение десяти календарных дней после приговора! Жалобу ей, не говорящей и не пишущей по-русски, составила Доброва, наш «штатный» юрист. Успели чуть ли не в последний день.
Конечно же, это не сработало. В судьбе Хадиджи ничего не поменялось. В принципе, все прекрасно понимали, что на «апелляшках» что-то менялось в очень редких случаях. И основное назначение этих жалоб имело сугубо практический характер: задержаться в СИЗО. Пусть СИЗО и считается объектом строго режима.
И вот Хадиджа уехала. И когда я огляделась вокруг, вдруг поняла, что наш «аул» фактически опустел. Где вы, луноликие восточные барышни? Ау? Вот странно. Их что – перестали арестовывать?
Раджабой
В камере осталась только одна-единственная представительница восточных народов. Таджичка по имени Раджабой…
Она появилась в 107-й незадолго до меня. Ее перевели из какой-то другой камеры, а до этого из СИЗО Московской области. Ей было лет тридцать пять. Очень высокая, с длинным тонким станом, с длинными черными волосами ниже пояса. Родом из реального аула. Она неизменно носила национальные таджикские костюмы: цветные штапельные платья, облегающие талию, и такого же цвета штанишки. Смотрелось это очень колоритно, и очень шло Раджабой. Может еще и потому, что она была весьма красивой и грациозной.
Сидела она по редкой у нас 228-й статье. Плюс 210-я – куда же без этого! По словам Раджабой наркотиками занимался ее муж, а ее взяли просто «за компанию». Правда это была или же нет, я не знаю. Мне кажется, похоже на правду. Потому что все интересы Раджабой, все, так сказать, ее жизненные навыки составляли лишь хозяйственно-бытовые работы, забота о детях, рукоделие и молитвы. Она пробыла рядом со мной почти два года, и за это время мы прошли через многое. Через такие моменты, когда люди волей-неволей все же показывают свое истинное нутро. Вываливают наружу свои нелицеприятные качества. И Раджабой была не исключением. Она показала себя несдержанной, вспыльчивой, мстительной. Иногда превращалась почти в фурию – что неудивительно, ведь Раджабой провела в заключении уже более трех лет. И я представляю, как она измучилась… Но представить ее в составе преступного сообщества, распространяющего наркотики, я не могла.
Поначалу с ней почти никто не общался. Ее спальное место было напротив входной двери, и она жила там себе тихонечко, очень замкнуто, в основном вязала и молилась.
Однажды она подошла ко мне и попросила нарисовать открыточки для детей. Для двоих своих малышей, оставшихся на попечении сестры. Я нарисовала. Потом ей понадобилось изобразить мечеть в тетрадке для молитв. Я снова согласилась. Раджабой, видимо, прониклась моим добрым отношением. И предложила связать что-нибудь для меня. Из мусорных пакетов. Я задумалась…
Надо сказать, что вязание всякой всячины из мусорных пакетов было одним из тех уникальных тюремных явлений, с которым я нигде больше не сталкивалась. Как это делалось? Нужно было закупить несколько упаковок мусорных пакетов – количество зависело от размера желаемого изделия. В тюремном магазине продавались черные пакеты. Из них получались черные вещи. А если кто-то хотел расцветку повеселее, нужно было попросить передать цветные пакеты через передачу. Это не запрещалось. И тогда на выходе получались изделия самых разных расцветок. А связать можно было что угодно! Но в первую очередь – корзинки для душа. Делались самые настоящие маленькие корзинки-лукошки, с ручкой. И туда клали шампуни, мыло, мочалку и другие «мыльно-рыльные» принадлежности. Можно было ходить с такой корзинкой в душ, а потом хранить ее под спальным местом. В душе под струями воды все промокало насквозь, а под кроватью – подсыхало. Просто и удобно!
И Раджабой предложила мне связать такую корзинку «для душа». Но я в ней не нуждалась – меня устраивал обычный пакет. А Раджабой говорит: «Давай тогда свяжу сумку?»
Да, многие женщины вязали себе сумки. Причем я повидала бесчисленное количество их вариантов – от миниатюрных до гигантских. Украшенные узорами, цветами, надписями. Одноцветные, двухцветные, пестрые. С завязками, с замками-молниями, на пуговицах. Люди хранили в них вещи, ездили с ними в суды на выезды. Иногда попадались изделия, так искусно выполненные, так тщательно и аккуратно, что хоть на выставку отправляй! Мы иногда даже шутили, глядя на такое: что, мол, нужно открывать тюремный промысел – и продавать все эти сумки, кошелечки, обложки для книг, шкатулочки на волю. «На этом и озолотиться можно!»
И я решила, что вообще-то мне не помешает сумка. Для бумаг А4, журналов и книг. И главное, чтобы эту сумку я смогла привязать к кровати, чтобы получилась эдакая подвесная полка-кармашек.
Я нарисовала Раджабой картинку, как я представляю эту сумку. Мы определили размеры. В общем, задизайнили. Я заказала в магазине мусорные пакеты – сначала три упаковки, потом еще две, а в итоге их понадобилось штук десять.
И наконец Раджабой вручила мне сумку. Эдакий деловой портфель для бумаг. С длинными ручками, которые можно было привязывать куда угодно. И получилось действительно удобно: в этой подвесной полке, а-ля почтовый ящик, я хранила все, что на данный момент читала или просто просматривала. От пяти до десяти книг, а также карандаши, бумаги и прочие мелочи. И эта сумка благополучно выдерживала немалый груз – за все время даже не подумала как-то треснуть или порваться. Вот такое крепкое изделие получилось из обыкновенных мусорных пакетов!
И самое главное – ни один дежур, ни один фсиновец за все время не придрался к сему сооружению и не потребовал снять. Эта вещь одна из немногих, которую оставили себе мои бывшие сокамерницы после моего освобождения. Уверена, что и сейчас этим подвесным «шкафчиком» кто-то благополучно пользуется!
Раджабой вязала мне сумку больше месяца, и